Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 3

Двор Мошкарева со стороны переулка сторожил кирпичный, выше человеческого роста забор. Ворота и калитка из прочных досок. По меже стоял низкий штакетник, прошитый ежевикой.

Однажды над ежевикой показалась завитая русая головка и улыбнулась Чижову. Улыбнулась мило, по-девически застенчиво. Чижов поздоровался с миловидной соседкой и назвал ее барышней. Соседка обиделась, покраснела и со смехом сказала:

— Ошибаетесь! Не барышня, а жена Мошкарева!

— Да неужели? А как же вас звать?

— Верочка…

— А по отчеству?

— Без отчества! Верочка, и все. Меня так все зовут.

Другой раз Чижов встретился с Верочкой при обстоятельствах несколько необычных. За ней гнался Мошкарев. Верочка легко перепрыгнула изгородь и побежала к Чижову и Антону. И когда ее уже настигал Мошкарев, двое мужчин преградили ему путь. Мошкарев сжал кулаки и, матерясь, ушел домой.

— Что это он расходился? — спросил Чижов.

— А ну его, — сказала Верочка. — Он же злющий, как черт.

В те часы, когда Мошкарев в широких, вобранных в голенища штанах, в просторной куртке и в шляпе из соломы уходил из дому, тотчас появлялась Верочка.

Вот и сегодня Мошкарева, наверно, не было дома. Верочка показалась у штакетника, улыбнулась Чижову и спросила:

— Опять вы приехали?

— Только что. С аэродрома на вертолете приплыл.

— Страшно на нем?

— Как на качелях.

— Все хотела у вас спросить… Кому это вы гнездо приготовили?

— Хорошим людям.

— А-а… И вы будете с ними жить?

— Нет, не буду…

— Почему же? — искренне удивилась Верочка. — У нас тут хорошо. Море!

— Море — это еще не главное.

— Интересно! А что главное?

— Дело, которым человек занят.

— Аа-а… У тех хороших людей есть дело в Береговом?

— Теперь у них одно дело — отдых.

— Кто же они, наши новые соседи?

— В этом домике будет жить человек известный — Алексей Фомич Холмов, — ответил Чижов. — Слыхала о нем? Первый секретарь нашего Прикубанского обкома.

— А вы сынок его?

— Нет, я его помощник.

— А-а… — Верочка грустно улыбнулась Чижову. — Видно, вы счастливый. Я всегда говорила, что есть на свете счастливые люди, есть. Может, их мало, но они есть. Вот моя подруга Лариса тоже счастливая. Продала вам свой дом и улетела. А зачем он ей? Разве в доме счастье? Личная жизнь моя и Ларисы были одинаковы. Обе мы из детдома. Выросли без родителей. Обе работали машинистками. В один год вышли замуж за пенсионеров, жили по соседству. Но Лариса похоронила своего благоверного и стала вольная, как птица. И знаете, куда она улетела? На край света! Аж на Курилы! Честное слово!

— Одна?

— Ну что вы! Зачем же одна? С любимым человеком! Летчик, пропуск достал и умчал. Эх, счастливая Лариса!..

— Отчего же вы, такая молодая, а вышли замуж за старого?

— Так получилось. Такая, видно, моя доля. — Она зарумянилась, и в глазах ее показались слезы. — Эх, если бы были крылья! — Оглянулась на стук калитки, увидела вошедшего Мошкарева. — Извините…

Верочка наклонила голову и быстрыми шагами пошла к дому.

Глава 2

К воротам подкатила «Победа». Эго была машина старая, с осевшими рессорами, выгоревшая под палящим южным солнцем, но еще исправно бегавшая по кривым приморским дорогам. Из-за руля встал Антон, высокий и сутулый блондин, без пиджака и без головного убора. Воротник рубашки расстегнут, рукава засучены выше локтей.

— Привет, Виктор Михайлович! — сказал Антон, входя во двор. — Наверное, давно меня поджидаешь? А я был на почте. С матерью по телефону разговаривал.

— О чем, если не секрет?

— Мать просила приехать в Южный на своей «Победе».

— Это зачем же? — удивился Чижов.

— Чтобы перевезти их в Береговой.

— И без твоего драндулета обойдемся. В Береговой Алексей Фомич прилетит на «Чайке»! Понял?

— Велено, значит, надо ехать.

— Вот что, Антон Алексеевич, — тоном, не терпящим возражений, заговорил Чижов. — Я уже побывал в доме и видел мебель. Кому ты купил этот ширпотреб?

— Известно кому… Отцу и матери.

— Отцу? Смешно! — Чижов нехотя усмехнулся. — Это же не мебель, а черт знает что такое!

— К сожалению, в Береговом спальные гарнитуры не продаются.

— Не надо было торопиться, — сказал Чижов. — В Южном или в другом городе нашли бы и настоящие кровати, и настоящие стулья… А теперь? Да знаешь ли ты, что скажет Алексей Фомич?

— Ничего плохого он не скажет. Кровати хорошие, сетки мягкие. Что еще?

— Может, они и хорошие, только не для твоего отца. Понял? Сыну полагается знать, что Алексей Фомич Холмов — человек исключительный, необыкновенный.

— Сделали его и необыкновенным и исключительным, — сказал Антон, исподлобья глядя на Чижова. — Ведь был же он обыкновенным, как все.

— Эх, Антон, Антон, видно, плохо ты знаешь своего родителя! — Чижов взял Антона под руку и повел к роднику. — Посидим вот здесь, возле ивы. И, может быть, то, что я тебе сейчас расскажу, я обязан был рассказать раньше. Может быть, то, что ты услышишь от меня, пригодится тебе в жизни.

— Что ж, слушаю.