Семейные тайны

Повсюду царил дух безвременья, и создавалось впечатление, что живущих здесь людей не должны заботить события окружающего мира. Жизнь в этих местах шла в более размеренном ритме; времени хватало и на работу, и на отдых, и на то, чтобы насладиться вкусной едой и хорошим вином.

Бен остановился неподалеку от придорожной станции техобслуживания, чтобы Кэсс могла позавтракать, а затем, часов в двенадцать дня, остановился еще раз у маленького ресторанчика.

— До Верразино не более тридцати миль, — объяснил он после того, как официант усадил их на террасе, откуда открывался вид на долину с вьющейся по ней рекой. — Но пожалуй, разумнее будет приехать после ленча. Если Nonna больна, незачем вынуждать ее кормить два лишних рта.

— Разумеется. — Кэсс неуверенно улыбнулась. — Ты не жалеешь, что пригласил меня?

Уголки губ Бена слегка дрогнули.

— А мне казалось, ты сама пригласила себя, — насмешливо отозвался он и увидел, как жаркий румянец залил ее щеки.

— Ты же знаешь, что я имела в виду, — пробормотала она, проявляя несоразмерный интерес к плетеному коврику на полу, и Бену пришлось улыбнуться.

— Нет, — произнес он, заставив Кэсс с сомнением взглянуть на него, — нет, я не жалею о том, что пригласил тебя. Одному слишком скучно.

Кэсс заметно успокоилась.

— Ну, положим, ты почти всю дорогу молчал, — уже увереннее отозвалась она. А затем, словно поняв, что ее слова могут быть истолкованы неправильно, поспешно добавила: — Впрочем, я не имею ничего против этого. Я тоже любовалась пейзажами.

Бен откинулся на деревянной скамье.

— Да, здесь чудесно, правда? В юности мне хотелось, чтобы мы жили в этих местах.

Кэсс нахмурилась.

— Но разве папа и твоя мать не отсюда родом?

— Да, — тяжело вздохнул Бен, — семье Скорцезе принадлежит множество земель в округе. Гвидо был — как это назвать? — сыном здешнего помещика. А происхождение Софи менее впечатляет: мои бабушка и дедушка работали на виноградниках Скорцезе.

— Неужели? Ты никогда не рассказывал об этом! — Кэсс приподняла брови — они были несколько темнее волос. — Как романтично! Как думаешь, они были страстно влюблены?

Бен резко покачал головой, уже жалея, что завел этот разговор, и только приход официанта избавил его от необходимости отвечать. Но после того, как на столе появились тарелки со спагетти, а между ними заискрился графин с домашним вином, Кэсс вновь вернулась к теме детства Бена. Бену не оставалось другого выбора, как ответить на ее вопросы.

— Разве тебя не удивляет, что ты их единственный ребенок? — расспрашивала она, и, глядя в глаза Кэсс, Бен гадал, о чем она думает на самом деле. Должно быть, она понимала, как и он сам, что их отношения вышли за рамки привязанности брата и сестры и эти расспросы о семье были лишь отвлекающим маневром.

Но поддерживать разговор в таком вполне безличном русле было гораздо безопаснее, и потому, налегая на спагетти, Бен небрежно отозвался:

— То же самое я мог бы спросить у тебя.

Кэсс скривилась.

— После того как я родилась, маме больше нельзя было иметь детей — по крайней мере так она говорит. Но у Софи такой проблемы не возникало, верно?

— Да, — Бен задумался, прежде чем продолжить, — да, у нее действительно не возникало подобных проблем, насколько мне известно. — Минуту он колебался, а затем добавил ровным тоном: — У меня множество двоюродных братьев и сестер.

Кэсс глубоко вздохнула.

— Мне бы тоже хотелось иметь много детей. По-моему, братья и сестры — это чудесно.

Бен сосредоточился на своих спагетти.

— От Роджера? — резко спросил он и услышал в ответ ее прерывистый вздох.

— Нет, не от Роджера, — решительно заявила Кэсс и добавила: — Должно быть, у меня никогда не будет семьи. У меня нет ни малейшего желания вновь выходить замуж.

Услышав эти слова, Бен испытал чувство облегчения и вместе с тем наполнился презрением к себе.

— Не все мужчины такие, как Роджер, — ровным тоном возразил он. — Вполне возможно, ты еще встретишь мужчину, за которого захочешь выйти замуж, и тогда…

— Знаю, — громко и с дрожью в голосе перебила она Бена. И тут же, словно испугавшись, что она привлекает к себе внимание людей за соседними столиками, полушепотом произнесла: — Ты же знаешь, что я не выйду замуж ни за кого другого. Мне не следовало принимать и предложение Роджера.

Убежденность в ее голосе не вызывала сомнений, и Бен снова проклял себя за удовлетворение, которое ощутил, услышав, как она отвергает свой брак.

Она была такой откровенной, такой страстной, но невинной в некоторых отношениях, несмотря на годы, прожитые с Фиддингом. Представляя себе Кэсс рядом с этим бесчувственным чурбаном, Бен ощутил почти животную ярость. Ни о чем он не мечтал так сильно, как о возможности проучить как следует Роджера. Ему не помогало даже сознание того, что по крайней мере наполовину его гнев был порожден собственным бессилием.