— Да, было дело. Ты уж прости. Я тогда так измоталась. Трудно одной воспитывать ребенка. Вечно не хватает денег.
— Ты никогда не рассказывала о его отце.
— А что рассказывать-то? Старо как мир. — Она пожала плечами и встряхнула бокал, перемешивая кубики льда.
— Ладно, тогда поговорим о текущих событиях. Мне нужно знать, что произошло. Я должна иметь полное представление обо всех деталях, чтобы помочь тебе и понять, как вести себя завтра на встрече с Куиннами.
Глория с глухим стуком опустила бокал на стол.
— Это что еще за встреча?
— Завтра утром мы едем в Службу социальной помощи, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и достичь соглашения.
— И не подумаю. Они хотят одного — трахнуть меня.
— Не так громко, — резко одернула сестру Сибилл. — А теперь слушай меня. Если ты желаешь наладить свою жизнь и вернуть себе сына, действовать нужно спокойно и в рамках закона. Глория, тебе необходима помощь, и я готова помочь. Но в твоем нынешнем состоянии ты не можешь воспитывать Сета.
— На чьей ты стороне?
— На его. — Это вырвалось непроизвольно, прежде чем Сибилл осознала, что говорит чистую правду. — Я на его стороне и надеюсь, буду на твоей. Необходимо разобраться с тем, что произошло сегодня.
— Я же сказала: меня подставили.
— Хорошо. Но дела это не меняет. Разбираться все равно придется. Суд не отнесется благосклонно к женщине, которую обвиняют в хранении наркотиков.
— Великолепно. Тогда валяй, иди в суд и расскажи всему миру, какая я никчемная. Ты ведь так обо мне думаешь, верно? Всю жизнь меня презирала.
— Прекрати, прошу тебя. — Сибилл понизила голос и придвинулась ближе к сестре. — Я делаю все, что в моих силах. И от тебя требую того же, если ты хочешь доказать, что заинтересована в успехе. От тебя тоже должна быть какая-то отдача, Глория.
— Какая же ты зануда. Ничего просто так не сделаешь.
— Мы говорим не обо мне. Все судебные издержки я беру на себя. А также всю ответственность за переговоры с работниками социальных служб. И постараюсь объяснить Куиннам твои потребности и права. Но ты должна лечиться.
— От чего?
— Ты слишком много пьешь.
Глория фыркнула и демонстративно поднесла ко рту бокал с джином.
— У меня был тяжелый день.
— У тебя нашли наркотики.
— Я же сказала, что это дерьмо не мое.
— Да, я слышала, — холодно отвечала Сибилл. — Ты согласишься на обследование, лечение и курс реабилитации. Я все устрою. За все заплачу. Потом помогу тебе найти работу и жилье.
— Если тебе так нравится. — Глория осушила бокал. — Лечение. Вы со стариком думаете, что в этом спасение от всех бед.
— Я готова помочь только на таких условиях.
— В общем, теперь ты у нас босс. О Господи. Закажи-ка мне лучше еще выпить. А я в туалет пока схожу. — Она повесила на плечо сумку и направилась мимо бара.
Сибилл откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Выполнять просьбу Глории она не собиралась. Та и так уже еле ворочает языком. Значит, предстоит выдержать еще один маленький скандал, с тоской подумала она.
Аспирин, который она приняла в полицейском участке, не помогал. В обоих висках пульсировала пронзительная боль, лоб словно стянуло железным обручем. Хотелось одного — вытянуться на мягкой постели в темной комнате и провалиться в забытье.
Ее душили горечь и стыд. Теперь она ему ненавистна. С каким презрением Филипп смотрел на нее! Может, он и прав, но она не уверена, поскольку сейчас не способна четко мыслить. И все-таки грустно и обидно.
Еще больше она злилась на себя. Они знакомы считанные дни. Как случилось, что за такое короткое время его мнение стало столь важно для нее, если она даже отдаленно не допускала возможности зарождения каких-либо взаимоотношений межу ними, кроме сугубо официальных?
Взаимная симпатия, не грозящая затронуть струны души; несколько приятных часов в обществе друг друга. Вот как это предполагалось. Почему она позволила себе увлечься?
Но Сибилл знала, что, когда он обнимал ее, доводя до исступления долгими чувственными поцелуями, она желала большего. И вот теперь она, женщина, никогда не считавшая себя чрезмерно впечатлительной и падкой до сексуальных наслаждений, превратилась в жалкую несчастную развалюху, потому что некий мужчина растормошил замок, а отпирать его не хочет.
Придется смириться, сказала она себе. Безусловно, при сложившихся обстоятельствах какие-либо личные отношения между ней и Филиппом Куинном изначально были исключены. Теперь если им и предстоит общаться, то только по делам, касающимся Сета. Они оба взрослые люди, сумеют держаться в рамках холодной учтивости и, она надеялась, благоразумия.
Ради Сета.
Услышав, что официантка ставит перед ней салат, Сибилл открыла глаза, но лучше б не открывала. Нестерпимо видеть жалость к себе в лице чужого человека.
— Что-нибудь еще? Может, еще воды?
— Нет, спасибо. Это можно забрать, — добавила она, кивком показав на пустой бокал Глории.
При виде еды к горлу подступила тошнота, но она заставила себя взять в руку вилку и минут пять ковыряла салат, постоянно поглядывая в дальний конец ресторана.