Сибилл откинулась на спинку стула и, барабаня пальцами по столу, перечитала написанное. Да, негусто. Что ж, сама виновата. Думала, что готова к встрече с ним, но, как выяснилось, просчиталась.
При виде мальчика у нее пересохло во рту, а все существо пронзила неизбывная грусть. Сет — ее племянник, родственник. Однако они совсем чужие друг другу. И в этом она виновата не меньше, чем Глория. Разве она пыталась по-настоящему сблизиться с ними, вернуть их в свою жизнь?
Те несколько раз, что Глория связывалась с ней за прошедшие годы, требуя денег, Сибилл обязательно спрашивала про Сета. Глория, разумеется, отвечала, что с сыном все в порядке, и Сибилл просто верила ей на слово. Почему она ни разу не настояла на том, чтобы поговорить или встретиться с племянником?
Ведь ей было проще отослать денежный перевод и опять забыть о них?
Проще, призналась себе Сибилл. И спокойнее. Потому что в тот единственный раз, когда она распахнула двери своего дома и свое сердце, его грубо оторвали от нее. И после она долго страдала.
Больше она не намерена бездействовать. Она сделает то, что сочтет правильным и полезным для мальчика. Но будет сохранять дистанцию. В конце концов, Сет не ее сын. И, если Глория отстоит свое право на опекунство, он опять исчезнет из ее жизни.
Но сначала она проследит, чтобы он был хорошо устроен. А потом вернется к своей работе, к прежнему образу жизни.
Довольная собой, она сохранила документ и открыла другой файл, чтобы продолжить работу над книгой. Но едва прикоснулась к клавиатуре, как зазвонил телефон.
— Да. Доктор Гриффин.
— Сибилл. Еле нашла тебя.
— Мама. — Сибилл со вздохом закрыла глаза. — Здравствуй.
— Будь добра, объясни, что ты делаешь?
— Работаю над новой книгой. Как твои дела? Как папа?
— Прошу тебя, не оскорбляй мой разум. По-моему, мы договорились, что ты не будешь ввязываться в это грязное дело.
— Нет. — У Сибилл закрутило в животе. Так всегда бывало, когда ей случалось спорить с родителями. — Это было только твое пожелание. У меня другая позиция. Я видела Сета.
— Меня не интересуют ни Глория, ни ее сын.
— А меня интересуют. Извини, если тебя это огорчает.
— А чего ты ожидала от меня? Твоя сестра избрала свой собственный путь, и ей больше нет места в моей жизни. Я не допущу, чтобы меня втянули в эту мерзость.
— Я не имею ни малейшего намерения куда-либо тебя втягивать, — сдержанно отвечала Сибилл. Она взяла свою сумочку и, порывшись в ней, вытащила эмалированную коробочку, где держала аспирин. — Меня здесь никто не знает. И даже если кто-то догадается о моем родстве с доктором Уолтером Гриффином и миссис Уолтер Гриффин, усмотреть связь между мною и Глорией Делотер весьма затруднительно.
— Если задаться целью, связь проследить можно. Сибилл, ты ничего не добьешься, околачиваясь там. Уезжай. Я настаиваю. Возвращайся в Нью-Йорк или прилетай сюда, в Париж. Если уж мое мнение тебе безразлично, может, хоть отца послушаешь.
Сибилл запила аспирин водой.
— Я останусь здесь, пока все не уладится. Извини.
В трубке воцарилось молчание, пронизанное гневом и раздражением. Сибилл ждала с закрытыми глазами.
— Я всегда так гордилась тобой и уж никак не ожидала подобного предательства. Очень сожалею, что посвятила тебя в это дело. Если б я знала, что твоя реакция будет столь возмутительной, ты из меня слова бы не вытянула.
— Мама, на карту поставлена судьба десятилетнего мальчика. Твоего внука.
— Он мне никто. И тебе тоже. Если будешь продолжать в том же духе, Глория заставит тебя заплатить за твою так называемую доброту.
— С Глорией я как-нибудь разберусь.
На другом конце провода раздался неприятный металлический смешок.