– Не посчитал нужным. Но, судя по всему, они сами обо всем узнали. И очень подробно. Во всяком случае, подсуетилась именно его супруга, которая понимала, насколько шаткое у нее положение. Ведь она фактически могла сразу все потерять. Ее ребенок не является естественным наследником семьи Крегер, а ее муж мог в любой момент с ней развестись. Все держалось исключительно на порядочности самого Германа. И поэтому она поняла, что обязана действовать. Ведь если наследство перейдет к Герману после развода с Анной, ни она, ни ее дочь не получат ни одного евро. А вот если деньги будут получены в период, когда она все еще формально является супругой Германа, то все совместно нажитое имущество должно делиться пополам при разводе, даже полученное наследство.
– Это вы тоже узнавали, пользуясь своим положением? – не скрывая иронии, спросил Дронго.
– И это тоже. У нас в банке работают очень хорошие юристы, – сообщил Берндт, – поэтому будет правильно, если вы не станете защищать Анну, которая, безусловно, спланировала и осуществила эти два убийства.
Из комнаты послышался плач девочки. Ева, увидев, что ее маму куда-то от нее уводят, начала плакать. Из комнаты вышел мрачный Нерлингер, за ним – Анна, на руках которой были наручники, двое офицеров, затем – Герман с Евой на руках, Арнольд, Эмма. Вся эта процессия начала спускаться по лестнице. Дом наполнился вздохами, криками и плачем.
Даже появившаяся внизу Калерия Яковлевна всплеснула руками и огорченно забормотала. Герман передал девочку Эмме и двинулся следом за женой. На шум из комнаты вышла Мадлен.
– Мы найдем тебе лучшего адвоката! – крикнул супруге Герман. – Я прямо сейчас позвоню, чтобы его послали в полицейское управление. Не отвечай ни на один вопрос без адвоката, ни на один! Мы сделаем все, чтобы доказать твою непричастность к этим убийствам.
Анна, соглашаясь, кивала. В глазах у нее стояли слезы. Она крикнула, обращаясь к сестре:
– Следи за Евой и никуда ее не отпускай.
– Не волнуйся! – закричала в ответ Эмма. – Я все сделаю как следует! Ты только не беспокойся.
Нерлингер приказал подать машину прямо к подъезду. Через несколько минут они уехали. Герман почти сразу позвонил своим родственникам и, взяв машину, отправился следом. Эмма увела девочку в комнату. Калерия Яковлевна прошла на кухню, Мадлен и Берндт вернулись в свою комнату. Дронго спустился в гостиную, где дежурил офицер, смотревший телевизор, и уселся на стуле. Вскоре вошел Арнольд Пастушенко и сел рядом с ним. Молчание было долгим.
– Лесю отравили тем же ядом, каким за день до этого отравили хозяйку дома, – наконец сообщил Арнольд.
– Примите мои соболезнования.
– Спасибо. Вы были правы, когда, едва взглянув на Лесю, сказали, что ее отравили ядом. Как вы смогли так быстро это определить?
– Многолетняя практика, – пояснил Дронго. – Вы любили ее?
– По-своему, да. Она была взбалмошной, неуравновешенной, задиристой, отважной. Но в молодости подобные качества естественны и простительны. Я сам был таким. Молодым, наглым, считал, что весь мир у меня в кармане, и дважды едва не погорел. Но, как видите, все обошлось. Со мной все обошлось, а с Лесей нет. Ее подло убили у нас на глазах. Чашка, из которой она пила, стояла в пятидесяти сантиметрах от меня. Или еще ближе. И я не понимаю, кто и когда мог бросить туда яд.
– Мы все встали в тот момент, когда услышали, что звонит тетя Сюзанна, – напомнил Дронго, – и, видимо, убийца воспользовался этим моментом.
– Если бы мы знали, кто это был, – вздохнул Пастушенко. – Я даже не знаю, кого мне подозревать. Хотите откровенно?
– Можете не говорить. Я знаю, что вы можете сказать, – продолжил за своего собеседника Дронго. – Вы хотите сказать, что я единственный человек, по отношению к которому у вас есть подозрения. Правильно?
– Да. Вы единственный среди нас чужой.
– И поэтому вы мне не доверяете. Все правильно. Только я не убивал вашей супруги, это абсолютно точно.
– Тогда кто ее убил? Я никогда в жизни не поверю, что это сделала Анна.
– И ее вы тоже до сих пор любите?