— А почему нет? Разве тебе не нравится путешествовать?
— Нравится, — сказала Марианна.
Позже, сидя в кресле-качалке на зеленой лужайке перед домом, Марианна думала о том, действительно ли Питера встревожило ее предложение посетить «Дубы» или ей это только показалось. Вполне возможно, что это так. Но тогда в чем причина? В том, что он испытывает неуверенность при мысли о двадцати ее родственниках, которые конечно же начнут с пристрастием его оценивать, или здесь что-то другое? Может быть, у него вовсе нет таких далеко идущих планов и их отношения для него не больше чем очередное увлечение? Марианна понятия не имела, сколько девушек было у Питера до нее. Возможно, будут и после.
Впервые за все время их знакомства в душу Марианны закрались сомнения. И все вокруг сразу изменилось. Ей показалось, что солнце светит уже не так ярко, трава не такая зеленая, что она уже начинает желтеть и засыхать, напоминая о начале осени, что птицы щебечут не весело, а скорее назойливо и даже воздух стал каким-то густым и душным.
Но тут она вспомнила слова Питера о путешествиях. Почему-то это совсем вылетело у нее из головы. Он предлагал вместе посетить те города и места, где он провел детство. Наверное, он бы не стал это делать, если бы считал ее мимолетным увлечением? Получается, что он тоже думает об их совместном будущем и у него есть какие-то планы… Марианна сразу воспрянула духом, и солнце снова засияло ярко, и птицы запели замечательную мелодичную песню, скорее всего о любви…
А через несколько минут Марианна подумала: а вдруг он сказал это просто так, чтобы ее успокоить и отвлечь от разговора о совместной поезде в «Дубы»? И ей снова стало невыносимо грустно и одиноко.
— Интересно, о чем ты думаешь? — услышала Марианна рядом с собой голос Маркуса.
Он появился откуда-то справа, на его плечо было закинуто кресло-качалка, такое же, в каком сидела Марианна.
— Все тебе интересно, — пробормотала она.
— Я наблюдал на твоем лице интересную смену выражений. Ты то улыбалась, то хмурилась, то снова улыбалась, а потом опять стала сердитой и недовольной.
Маркус поставил свое кресло рядом с креслом Марианны и устроился в нем с очень довольным видом.
— Интересно, как это ты мог видеть мое лицо? — удивилась Марианна. — Не думаю, чтобы его можно было разглядеть из окон дома. И вряд ли ты мог подкрасться ко мне по открытой лужайке так, чтобы я не заметила.
— У меня глаз, как у орла, — самодовольно объяснил Маркус. — Вижу на двести метров.
— Ну-ну, — хмыкнула Марианна. — Ты всегда отличался скромностью.
— На самом деле я нашел в своей комнате старый военный бинокль. Помнишь, мы раньше постоянно с ним таскались. И даже, кажется, дрались из-за него.
— Вот, значит, где кроется причина твоей зоркости, — рассеянно произнесла Марианна.
— Так о чем ты думала? — снова спросил Маркус.
— Какой ты любознательный, — буркнула Марианна недовольным тоном. — А если я скажу, что это не твое дело?
— Ну, тогда мне останется только смириться. Но я буду очень расстроен и, может быть, даже начну рвать на себе одежды или пойду посыплю голову пеплом. Кстати, ты не знаешь, зачем это древние посыпали голову пеплом?
— Понятия не имею, — ответила Марианна.
— Может, от этого волосы лучше растут? — предположил Маркус. — Наверное, мне стоит попробовать. Кажется, я уже начинаю лысеть.
— Ты?! Лысеть?! — изумилась Марианна. — Да тебе же только двадцать пять!
— И тем не менее недавно я заметил прискорбное поредение волос на макушке. Похоже, это наследственное. Видела череп моего папаши?
— Еще бы не видела. Сверкает как начищенный чайник.
— Меня ждет то же самое, — со скорбным видом произнес Маркус.
— Сейчас это модно, — успокоила его Марианна. — Даже те, у кого волосы на макушке и не думают редеть, сбривают их наголо, чтобы выглядеть брутально и круто.
— Ну, ты меня прямо успокоила, сестренка, — с преувеличенным облегчением выдохнул Маркус.
— Да уж, не волнуйся, девушки от тебя из-за этого не отвернуться. Может, даже наоборот…
— Да ну их, — рассеянно махнул рукой Маркус.
— Что я слышу? — Марианна округлила глаза. — Нашему плейбою надоели девушки! Возможно ли это или я сплю и вижу сон?
— Ты надо мной смеешься, а я, между прочим, очень расстроен и печален.
— Почему?
— Потому. — Маркус неожиданно замолчал и задумался. — Вот твой парень, он… какой? — спросил он через какое-то время необычайно робким голосом.
— Он самый лучший! — вырвалось у Марианны.
— Вот, — вздохнул Маркус. — Ты его любишь.
Марианна не нашлась с ответом на эти слова.
— А я нет, — со вздохом произнес Маркус.
— Что — нет? — не поняла Марианна. — Не любишь Питера?
— Значит, его зовут Питер, — рассеянно заметил Маркус. — Хорошее имя.
— Так кого ты не любишь?
— Никого я не люблю. — Марианне показалось, что в его голосе прозвучала самая настоящая тоска.
— А себя? — поинтересовалась Марианна. — Уж себя-то ты всегда любил.
— И себя не люблю. Какой-то я… пустой и никчемный человек.
— Ну что за настроения! — воскликнула Марианна. — Это совсем на тебя не похоже.