— А кто, — словно в полусне, спрашивает Сережа, — кто у вас эта звезда?
— Котька! — отвечает тетя Нина.
— А Олег Андреевич? — спрашивает он.
— И Олег Андреевич, — улыбается тетя Нина.
Сережа проглатывает комок, подступивший к горлу. Все, как было. И даже ответы такие. Только мама тогда головой мотнула, когда он про отца спросил. «Нет, — ответила она, — только ты». Сереже ясно теперь, почему она головой мотнула, почему так ответила…
Воспоминания наваливаются на него, сгибают плечи. Что бы, интересно, сейчас сказала мама, думает он, что посоветовала? Ясно — рассчитаться с Никодимом и Литературой. Но как?
— Тетя Нина, — говорит Сережа, — одолжите триста рублей.
— У меня нет, — говорит она и удивляется: — Зачем тебе столько?
«И так неудобно, — думает он, — но что делать — спрашивал на удачу, на всякий случай».
— Один обязательно долг надо вернуть, — говорит Сережа.
— Я бы дала, — говорит тетя Нина, — без всяких разговоров, но сейчас нет. Может, терпит месяц? Или давай я перезайму.
Ну нег! Что он, маленький! Сережа отнекивается, объясняет, что это вовсе не обязательно, что найдет сам.
Он выходит из дикторской. Остается одно. Понтя. К нему приехал дед генерал. Дед, наверное, богатый.
Сережа предупреждает Андрона, садится в троллейбус. Понтя дома, но генерала нет, только какой-то старик в шлепанцах на босу ногу и полосатой пижаме смотрит телевизор.
— Пантелеймоша! — говорит Сережа умоляющим голосом. — Попроси у своего генерала триста рублей.
Во как нужно!
Понтя рассеянно оглядывается, потом шепчет:
— Зачем?
— Только не спрашивай, — говорит громко Сережа, — узнаешь потом! Ну попроси у генерала!
— Ты что думаешь! — вмешивается вдруг старик у телевизора. — Раз генерал, значит, миллионер?
— Нет, — объясняет горячо Сережа, — не миллионер, у нас они не водятся, но все же!
Старик качает головой. И тут только до Сережи доходит, что этот старик и есть генерал. У него в самом деле усы. И когда он покачал головой, усами нос погладил — точно так, как Понтя губой шевелил.
— Это вы и есть? — говорит растерянно Сережа. Он пятится к двери, краснеет. — Тогда извините! — лопочет он.
Старик вскакивает с кресла, глаза его смеются, он забавно, как тараканище, шевелит усами.
— Ну а если, — говорит он, — я триста рублей найду, когда вернешь? Через неделю?
Сережа вспоминает Андрона. «Что-нибудь такое, — говорил он, — аморальное, но не совсем». Вот оно — не совсем аморальное, кивнуть, дать слово, а потом не вернуть.
— Ну через две, — говорит генерал, и Сережа видит Понтино лицо сбоку. Понтя радуется, подмигивает, мол, бери. Но через неделю Сережа не вернет. И даже через две. Может, через полгода.
— Нет, — говорит он, — спасибо. Через две — тоже.
— А мне к тому времени уезжать надо, — объясняет старик, — я ведь, знаешь, хоть и генерал, а пенсионер, — деньги на билет потребуются. На дорогу. Кое на какие покупки.
Сережа разглядывает доброго старика. Нет, он не может его подвести. И себя не может. Никак.
Сережа прощается с генералом и Понтей. Они жмут ему руку. Сережа выходит на улицу. Облегченно вздыхает.
Он улыбается. Ему нужны триста рублей, просто позарез нужны, но как здорово, что он не взял их у генерала. Ведь даже в зеркало сам на себя он не смог бы тогда глядеть.
Сережа едет домой. Бабушки нет. Куда-то ушла.
Он открывает шкаф, где хранится одежда, перебирает плечики с мамиными платьями.
Сердце обрывается.
Вот в этом платье мама приходила в больницу, когда Сереже исполнилось четырнадцать. В этом ходила, когда ждала маленького.
Продать мамины платья? Только не это! Даже лучше украсть.
Сережа припоминает: плосколицая злая буфетчица кладет деньги в ящичек, вделанный в прилавок.
Эти деньги, эта кипа, мелькают снова и снова.
«Сколько там? — думает он. — Рублей пятьсот. А то и тысяча!»
Он отталкивает наваждение, перебирает плечики в шкафу, сдергивает с них свое: недорогой костюмчик, купленный еще мамой, демисезонное пальто, рубашки. Это, конечно, негусто, думает он, связывая вещи в узел, но все-таки. Может, рублей сто?
В комиссионном магазине уже висит табличка «закрыто», но Сережа подныривает под нее, видит накрашенную тетку.
— Неграмотный? — кричит она. — Уже восемь!
— Тетенька, — умоляюще просит Сережа, — примите вещи, мне деньги очень нужны.
— Всем нужны! — успокаивается тетка. — Но приемщица уже ушла, это раз. А главное — от детей мы не принимаем.
— Я не ребенок! — говорит Сережа.
— Паспорт есть? — обрезает его тетка. — Ну видишь, значит, ребенок.
Он выныривает из-под таблички на улицу, бежит домой. Пора! Скоро кончится этот детектив!
Бабушки все нет. Сережа бросает узел на стол. Кидается к двери. И вдруг останавливается.
Он шагает к шкафу, отыскивает на полке свои перчатки, сует их в карман.
Сердце бьется, словно молот.
Он бежит на студию, спокойный и уверенный. Он знает, что надо сделать. Андрон говорил — не совсем аморальное. Он ошибался. Чтобы размотать этот клубок, нужно время. А времени нет. Значит, надо взять топор и узел разрубить. Выходит, надо сделать совсем аморальное. Украсть.
В студии вспыхивают лампы… Тетя Нина усаживается за столик… Операторы двигают камеры…