Семейные обязательства

Шаг, еще шаг, поворот, поклон… Оказывается, Петр еще и хорошо танцует!

Элиза привычно выполняла фигуры и наслаждалась эффектом - все смотрели на нее с восторгом и завистью. Бывшая отверженная заговорщица, теперь она купалась в лучах славы. Элиза получила всё – признание высших особ, орден, богатство, мужа с блестящей карьерой… Она вспомнила, как одиноко шла по парку, как от нее отворачивались, и торжествующе улыбнулась — чуть-чуть, уголками губ. Не стоит слишком явно показывать злорадство. Все и так все прекрасно понимают.

Прозвучали финальные ноты, Петр предложил ей руку, и они поднялись на галерею над залом. Петр ненадолго отошел принести напитки, а Элиза, трепеща веером, сверху наблюдала за танцующими.

- Рад, что ты снова веселишься, - негромко сказал возникший рядом фон Раух. – Вы помирились?

- Решили пока подождать, - ответила Элиза. – Петр очень просил дать ему шанс, а я… какая разница, поеду я в магическую академию замужней дамой или разведенной? Как считаешь… папа?

- В сущности, совершенно никакой разницы. Кстати, об отцах, - кавалергард чуть подвинулся к Элизе, так, чтобы его голос могла слышать только она. Есть очень старая, почти забытая традиция. На Прощенное воскресенье Архиепископ может просить императора об амнистии двух человек. Прежний Владыка этим не пользовался, но если ты в следующем году напомнишь о такой возможности отцу Георгию, есть шанс.

- Спасибо, - выдохнула Элиза. – Я так и сделаю.

Обстановка внизу, в бальном зале, чуть изменилась. В зал вошел император под руку с новообретенной сестрой. Все кланялись им. Чуть позже они станут танцевать и общаться с гостями «без чинов», но сейчас этикет требовал поклонов. Элиза и фон Раух тоже поклонились.

Элиза сверху ревниво смотрела на Юлию. Было слишком далеко, чтобы оценить работу коронных косметологов, но наверняка принцесса была безупречна. Элиза поискала глазами мужа…

Петр шел к жене. Он поднимался по лестнице с двумя бокалами в руках, когда в зал шагнули Александр и Юлия.

Петр замер на секунду. На полсекунды, на мгновение, но Элиза заметила его короткий взгляд и идеально светский поклон.

Острой горячей иглой, ушатом ледяной воды на голову, пришла ясность.

- Ненавижу, - тихонько всхлипнула Элиза. – Я его ненавижу… - Она почти шептала, но что такое едва слышные слова для древней магической твари, которой даже названия не придумали? Фон Раух прекрасно понимал свою дочь. – Петр не хочет со мной разводиться, - быстро говорила Элиза, - чтобы не бросить тень на НЕЕ… Помнишь, как они, - она кивнула на зал, - сплетничали обо мне? Их роман непременно всплывет… - она зажмурилась и перевела дыхание. – Да. Всплывет. И если мы разведемся, какая-нибудь злобная карга точно скажет: «Была Юлия простой – нехороша оказалась для Румянцева, а как принцессой сделалась, так он жену бросил». Это полный бред, но Юлии будет неприятно. И ему светит немало дуэлей. Вот и нужна я… как прикрытие.

- Хочешь, я его заранее убью, не дожидаясь дуэлей? – буднично спросил фон Раух. – Воронцов обидится за порчу живого блокнота, но как-нибудь переживу, счастливая дочь нужнее довольного канцлера.

- Нет, - вздохнула Элиза. – Это моя проблема, мне ее решать.

Она танцующим шагом подошла к мужу. Взяла из его руки шампанское (разбить? не сейчас…), отпила глоток и приблизилась вплотную.

- Милый, - проворковала она Петру почти на ухо, - не будем тревожить отца Георгия нашими семейными дрязгами. Я останусь твоей женой, а ты будешь моим мужем. Я надеялась отдать тебе долг живой водой, но ошиблась – мои железные караваи еще не сгрызены и башмаки не стоптаны. Пора начинать.

- Не понимаю.

- Это метафора, дорогой. Пока тебе нужен этот брак, я буду на людях старательно изображать любящую супругу. Это мои железные башмаки и караваи, мои обязательства. Только не нужно пытаться «наладить отношения», мы можем стать деловыми партнерами, но не больше. А теперь мне пора начинать жить самой. Начну с колдовства, отправлюсь в Академию, учиться магии настоящим образом. Передавай канцлеру пожелания скорейшего выздоровления. И… спасибо тебе. За всё.

Элиза обошла изумленно замершего Пьера и склонилась перед ним в преувеличенно-глубоком почтительном реверансе, как будто благодарила за прекрасный танец.

Ему ничего не оставалось, кроме как поклониться ей в ответ.

С галереи на них с легкой усмешкой, в которой едва угадывалась родительская гордость, смотрел фон Раух.

***

В Гнездовском кабачке «Ферзь» усталый молодой человек откинулся на стуле, вытянул длинные ноги и медленно, с удовольствием потягивал пиво из высокой кружки. Перед ним на столе стояла миска с солеными рогаликами. Напротив него мрачная дама пила горячее вино. Они молчали и думали каждый о своем.

- Здрасьте вам, - раздалось рядом.

- Фед... Эрик! – вздохнул молодой человек. – Нельзя так подкрадываться к отдыхающим людям. И учти, если ты опять начнешь мне сватать старые железки, я стукну тебе в лоб.