Семейные обязательства

Никаких документов с датами в доме не было. Отец Георгий почти списал это на обычное женское кокетство, чуть было не плюнул на малозначимую деталь, но победила дотошность. Ругая самого себя за занудство и трату времени, он поднял записи о крещениях в церковных книгах и запросил архивы двора.

Вскоре выяснилось, что вдове фон Герреншвейг сто семь лет, ее дочери – шестьдесят три, а выглядят обе моложе лет на двадцать, а то и все тридцать.

Каждый год весной дамы уезжали в гости к дальним родственникам - и возвращались удивительно посвежевшими. Фамилия их гостеприимной родни тоже была внесена в Золотую книгу.

Родственники тоже сплошь оказались долгожителями, а в их парке цвели такие же прекрасные розы, как и в палисаднике Герреншвейгов.

И тоже – на трупах.

Вместо двух костров отец Георгий сложил восемь, неустанно благодаря Господа за то, что Он щедро наделил свое непутевое дитя занудством и педантичностью.

Две фамилии в Золотой книге родов перешли в раздел «пресеклись».

Примерно через месяц после казни отец Георгий получил вызов в Гетенхельм, к архиепископу.

***

Отей Георгий положил принесенные викарием папки на стол. Прошелся по кабинету, потирая пальцами лоб. В голове крутилось: «Ты теперь на острие таранного удара кавалерии, Жар-Птица. Тобой будут ломать строй. Выживешь и победишь – молодец, не выживешь – станешь предметом торга между Владыкой и Императором. Поганая перспектива, но другой нет».

«К чему этот пафос? – ехидно ответил он сам себе. – Все посвященные, что порученец, что твой собственный заместитель, на тебя смотрят, как на покойника. Какой удар, какая кавалерия, тебя принесут в жертву ради величия Церкви – и что, ты не согласен?»

Из глубин памяти всплыла старая солдатская песенка: «Лу-учшая наша судьби-ну-шка перебить их всех во славу короля!»

- Ничему меня, старого дурака, жизнь не учит, - вслух с сарказмом фыркнул епископ.

В углу кабинета раздалось жалобное бульканье. Мохнатого кота Дымка тошнило собственной шерстью. Дело житейское, но кот выглядел донельзя смущенным. Он постарался забиться подальше за тумбочку, чтобы спрятать следы конфуза.

Отец Георгий взял со стола свежий номер «Гетенхельмскиех новостей». Оторвал кусок страницы, как раз по тяжеловесному абзацу: «Его преосвященство провинциал-охранитель отец Георгий был назначен на высокую должность главного охранителя столицы после блестящего завершения расследования о человеческих жертвоприношениях…» где-то там же в статье было: «ранее отец Георгий не одобрял наказания для незловредных колдунов, за что при прежнем правлении был сослан в провинцию. Сейчас он вновь служит в столице, обеспечивая исполнение закона «О магии», воплощая в жизнь свои давние убеждения». И еще что-то про «доброго служителя» и «охранника веры».

Охранитель по прозвищу Жар-Птица смял лист с восхвалениями в адрес собственной персоны, отодвинул тумбочку (Дымок пристыженно отбежал подальше) и стал собирать газетой последствия кошачьей тошноты.

Красивая история возвышения честного служаки, воина Церкви, годилась только для этого.

Скрытые мотивы назначения на должность и мрачные перспективы жертвенности – это, конечно, очень интересно, но повседневные дела никто не отменял. Пора было отправляться читать проповедь в церкви Святого Себастьяна. Была такая обязанность у столичных епископов – раз в неделю служить в храмах на окраине.

Ехать в возке не хотелось. Посылать секретаря на конюшню, велеть седлать лошадь? Вот еще…

Отец Георгий махнул служке – сиди уж, сам спущусь. Не сахарный, чай, не развалюсь, если собственными епископскими ручками подпругу затяну.

Конюхи подворья охранителей чинили дверь в денники. Старший отдавал распоряжения, а младший бестолково, но старательно прилаживал доски. Они были заняты работой и не заметили, как подошел Провинциал-охранитель.

- Насрать те в руки, чтоб прилипало! – прокомментировал старший конюх очередную неловкость подчиненного. Но вместо извинений младший резво подскочил и низко поклонился отцу Георгию.

Старший конюх стоял спиной к епископу. Пару секунд он с недоумением пялился на смущенного коллегу, потом догадался обернуться – и тоже почтительно склонился.

- П-простите, В-ваше П-преосвященство, - пробормотал конюх. – Мы вас н-не заметили…

- Прежний епископ в конюшни не ходил, - с ноткой неодобрения протянул младший.

Жар-Птица смотрел на смущенных конюхов без осуждения. Он уже почти было махнул рукой – забудьте, лучше седлайте-ка мне коня, - но тут старший начал оправдываться:

- Я эту фразочку два дня назад услышал, вот, запала в душу, теперь и к месту, и как попало… Это, когда мы за тем тощим приглядывали, там такой чиновник был… Солидный, а как ругается!

Жар-птица чуть склонил голову набок:

- Каким таким тощим?

- Этим, ну, канцелярским… Велели мимо проехать – я проехал. Ежели б с ним чего не так – надо было хватать и в больничку Святой Марии везти, но не мне понятно, я на козлах, а парням из стражи хватать. Зато везти – мне... А он резвый, ну. Вы простите за ругань, я, это… грешен.

Отец Георгий понимающе улыбнулся.