Семейка Адовых

Работать учительницей ей нравилось в былые годы, особенно нравилось это самое «наказать». Но пришлось сменить профессию, потому что зловредные детишки никак не могли правильно произнести ее имя и отчество. Они постоянно называли её то Громила Лавиновна, то Полмира Годзиловна. Как угодно, только не как положено. А когда она об этом докладывалась начальству, то директор – Фёдор Андреевич, лишь пожимал плечами, а его вечная прихлебательница Дарья Сергеевна добавляла «ну это же дети, какой с них спрос?»

С тех пор Эльвира невзлюбила детей. Впрочем, взрослые ей тоже не нравились. И не только директора с коллегами. Она вообще не любила людей в целом. Особенно тех, кто не выказывал ей свое уважение. А уважение могло прийти только из-за высокого чина.

Статус – вот что было важно в жизни. Потому новая работа Эльвире нравилась. Она могла войти в любой дом, найти нарушения и наказать. «Годзилла» была передовиком по выписанным предписаниям об устранении нарушений. В отделе ювенальной юстиции её ценили за высокие показатели. Быть инспектором опеки ей нравилось. А как точно замечает детали. Больше деталей – больше грамот. Ну а то, что разваливались семьи – не так уж и важно. «Инспектор» – вот что звучало серьёзно! Слово, вызывающее много уважения и страха.

Свою напарницу Эльвира Гавриловна по обыкновению дожидаться не стала. Пусть проверку всегда проводили одновременно два инспектора, но напарница часто припаздывала. И наличие на объекте ей всегда приписывали по умолчанию.

Эльвиру неблагополучные семьи не пугали. И заходить в любые квартиры и дома одной она давно не боялась. Вот и в этот день в очередной раз Годзилла решила первой всё проверить, а блондинку-коллегу вписать в часы посещений позже при отчёте. Всё равно ничего не докажут. А опоздавшая пусть протокол потом составляет. Эта бумажная работа никогда Эльвире не нравилась. Что в школе, что на новом месте. Вот власть, это серьезно. А бумаги – второстепенно. Жаль, что бумажки и власть часто сильно зависели друг от друга.

Поправив выкрашенные в смоляной цвет пряди, инспектор решительно постучала. И замерла в ожидании, готовясь по поводу и без разразиться гневной тирадой вроде «а чего это вы не открываете? Что скрываете? Есть что скрывать? А если найду?»

Скрипнув, дверь приоткрылась, но на пороге так никто и не появился.

– Эй, так вы гостей встречаете? Что за неблагополучная семейка.

Помявшись немного у двери, Эльвира всё же прошла в неприветливо-мрачный коридор. Здесь почти отсутствовало освещение, лишь под потолком неярко светились красноватые лампочки. На полке стоял цветочный горшок с давно иссохшим растением, опутанным паутиной. Инспектор осуждающе покачала головой. Растения ей нравились гораздо больше, чем люди, потому что вели себя тихо. Польёшь раз в неделю – и стоит себе, радует. Почему с людьми так не выходило?

Пройдя в комнату, Эльвира увидела маленькую девочку, худую и бледную. Та что-то напевала и рисовала мелом прямо на полу. Эльвира пригляделась внимательнее и поняла, что рисует ребёнок совершенно непонятные каракули.

– Совсем запущенный случай. – тихо пробормотала она. – Ребёнок в этом возрасте должен рисовать круги. А у тебя червяки какие-то. Мелкая моторика не развита. Это минус.

Бросив взор на незнакомку, Мара быстро очертила круг так, что древние символы-каракули оказались внутри него.

– Всё равно, – процедила Эльвира. – ребёнок тощий и голодный. Тебя хоть кормят, девочка? Мясо ешь? Сладкое дают? Много дают – плохо. Мало дают – всё равно плохо.

– Один человек отправился в лес. – пропела Мара, даже не думая слушать тёткин бред. У неё тут самой неплохое колдовство получалось. Будут ещё всякие тёти ритуал нарушать. – Его там с костями чудище съест.

– С кем ты разговариваешь? – раздался из кухни голос Блоди, что как раз учила тараканов выстраиваться в фигуры Эйфелевой башни и петь Марсельезу. С выражением. Сегодня у них был день Франции. Всё лучше, чем за кухонным гарнитуром прятаться.

А вскоре озадаченная мать и сама появилась в гостиной. Окинув быстрым взглядом инспектора из опеки, сложила руки на груди:

– Мара, ну и кого ты опять призвала?

– Тётю. Вредную.

– Зачем тебе ещё одна тётя? У тебя уже есть няня. Отправь этого существо обратно во тьму. Или откуда ты его взяла?

Эльвира подавилась воздухом от возмущения. Её лицо покрылось красными пятнами. Те проступили сквозь толстый слой косметической штукатурки.

– Да знаете, кто я? – выдохнула Эльвира, сжав кулаки.

– Знаю, дух самого высокого чина… бла-бла-бла… самый почётный…самый страшный… самый… бла-бла-бла…ужасающий… бойтесь меня и всё такое. Знаем, слыхали, – спокойно отреагировала Блоди, передразнив тётку и снова повернулась к Маре. – О, мой гот. Слышишь меня? Отправляй это существо обратно. Шнеля давай!

– Ну ма-а-ам, можно я ее пытать буду? На балконе! По-французски. Честно. – заверила дочь.

– Нихт. Никаких демонов-вредителей перед обедом! – строго произнесла мать. – С призывами играйся перед сном.

– Но ма-а-м! – протянула Мара. – ты же тараканов тренируешь.