Семьдесят два дня

Невесело было учиться в католических школах. На мрачных лицах священников-воспитателей улыбка была редкой гостьей. В школе не разрешали разговаривать о том, что происходит вокруг, как живут и работают простые люди. Зато детям постоянно напоминали о небесах и о боге, который будто бы там обитает и следит за каждым шагом детей.

Тревога охватывала Поля каждый раз, когда он входил в школьное здание. А сегодня, ожидая встречи с отцом Франсуа, он особенно волновался.

…Первый выстрел Антуана и завязавшаяся потом перестрелка взбудоражили предместье. Со всех сторон сбегались национальные гвардейцы, рабочие, женщины, дети, кто с оружием, кто без него. Парижские трудящиеся спешили спасти свои пушки. Вскоре тревога распространилась и далеко за Монмартр.

Встречая солдат, увозящих пушки, толпа преграждала им дорогу.

На бульваре Сен-Мишель народ увидел среди двигавшихся орудий голубую пушку «Марианну» и потребовал, чтобы солдаты оставили орудия, а сами убирались восвояси.

Офицер, командовавший отрядом, рассвирепел.

— Не мешайте движению! Разойдитесь! — кричал он.

Но никто не собирался выполнять его приказ. Толпа не расходилась. Вдруг раздался громкий женский голос:

— Парижанки! Пора и нам сказать своё слово! Посторонитесь-ка, мужчины! Дайте поговорить с солдатами.

Люди расступились. Толкая перед собой тележку, вперёд вышла зеленщица Клодина. Несколько женщин одна за другой последовали за ней. У некоторых на руках были дети. Мальчики постарше тоже выходили из толпы и становились рядом с женщинами. Поперёк улицы образовалась живая, движущаяся баррикада.

По приказу офицера солдаты подняли ружья и застыли, держа их наперевес.

Настороженную тишину нарушало только поскрипывание тележки. Маленький Клод безмолвно переводил взгляд с красных штанов военных на сверкающие штыки ружей.

Офицер крикнул снова:

— Разойдитесь! Или я прикажу стрелять!

Клодина продолжала молча продвигаться, пока тележка не подкатилась вплотную к солдатам. Они с изумлением глядели на зеленщицу, на маленького Клода и невольно отступили, когда он протянул к ним пучок редиски, зажатый в кулак.

— Солдаты! — крикнула Клодина. — Вы не будете стрелять в нас! Вы — наши братья.

Один за другим солдаты начали опускать ружья. К тем из них, кто ещё колебался, бросились женщины:

— Вы идёте против народа! Да ведь вы сами такие же, как и мы, дети народа! Стыдитесь! Вы служите предателям Франции!

Вдруг со стороны Люксембургской улицы послышались звуки французского национального гимна «Марсельеза». Его исполнял военный оркестр.

В толпе раздались восторженные возгласы:

— Наши идут! Национальные гвардейцы идут!

Боевой марш вооружённых рабочих ободрил всех. Женщины и мальчики бросились к пушкам и начали резать постромки.

Солдаты вконец растерялись перед такой атакой. Они стояли, опустив ружья.

— Вы что? Отступать перед этими оборванцами? — крикнул офицер, угрожая револьвером.

— Мы — с ними! — дружно ответили солдаты и повернули ружья прикладами вверх.

Двое бросились к офицеру, обезоружили и арестовали его.

Ликование охватило всех. Казалось, солнце вдруг засветило ярче, небо стало синее, воздух прозрачнее.

— Да здравствует Коммуна!

Кто первый крикнул эти слова? Трудно было сказать: они выражали заветные желания каждого. Снова и снова повторялись они в весеннем воздухе.

Уже давно народ хотел сбросить правительство капиталистов и помещиков и выбрать свою, рабочую

— Солдаты! — крикнула Клодина. — Вы не будете стрелять в нас! власть — правительство Коммуны. Рабочая Коммуна даст всем равные права; плоды земли — тем, кто её возделывает; фабрики и заводы — тем, кто на них работает.

Теперь этот желанный час настал.

— Долой министров-изменников! Да здравствует Коммуна!

Солдаты братались с народом. Женщины торжествовали.

Кто-то крикнул:

— Слава парижским женщинам! Слава зеленщице Клодине!

Клодину подхватили на руки, подняли высоко вверх.

Испугавшись, маленький Клод испустил неистовый крик, который сразу отрезвил ликующую толпу. Плач ребёнка среди радостных возгласов как бы напоминал, что борьба ещё не окончена.

Послышались голоса:

— На Монмартр! На Монмартр!

И все дружно двинулись к высотам Монмартра»

Тележку, на которой среди зелени сидел снова повеселевший Клод, выкатили вперёд, и Клодина шагала, отчеканивая слова боевой песни:

Я — Марианна! Марианну
Все в мире знают — друг и враг.
Я веселиться не устану,
Заломлен красный мой колпак!

Толпа подхватила припев:

Иди же, Марианна,
И будет враг разбит.
Буди — уже не рано —
Того, кто спит!

…Священник Франсуа по своей привычке бесшумно подкрался к классу и вырос на пороге немного раньше начала урока.

Все сразу притихли и, вскочив, как один, застыли на месте, удерживая дыхание.

Воспитатель взял лежавшую на кафедре линейку. Это было грозное предзнаменование. Кто из учеников не знал её назначения! Как часто опускалась она на головы виновных и невиновных!