Семьдесят два дня

— Но, Рауль, в приказе прямо сказано: лицам, имеющим пропуска, предоставлять с двенадцати часов свободный вход и выход с площади.

— Обо всём этом потом. Где отобранные билеты?

Список приглашённых 16 мая на Вандомскую площадь не превышал тысячи человек. Две причины заставляли ограничить число участников торжества. Вандомская площадь — одна из самых маленьких в Париже. Между тем большую её часть надо было освободить от людей в момент падения колонны. К тому же при очень большом количестве приглашённых сюда легко могли проникнуть враждебные Коммуне люди с целью помешать торжеству.

Но враг всё-таки пробрался на Вандомскую площадь. Когда и как он сюда проник? Кто он? Вот над чем размышлял прокурор Коммуны Рауль Риго, когда в комендатуре начал сверять проставленные на отобранных билетах имена со списком коменданта. Он уже сверил таким образом семнадцать билетов, не вызвавших у него никакого подозрения. Упоминавшиеся в них фамилии значились в числе приглашённых на торжество. Но вот в его руках оказался пропуск, по виду ничем не отличимый от всех остальных, выписанный на имя Жана Морико.

— Морико… Морико… — повторял Риго, отыскивая незнакомое имя в списке. — Не вижу такого…

Майер, — позвал он коменданта, протягивая ему пропуск на имя Морико. — Взгляните, это ваша подпись?

Майер сперва бегло оглядел весь билет, затем стал пристально всматриваться в подпись. Перевёл глаза на другой билет, лежавший рядом, сравнил обе подписи. Взял перо и несколько раз расписался на листке бумаги. Бросил перо и воскликнул:

— Нет! Это поддельная подпись! Я никогда не вывожу так чётко букву «р»„. Постойте, постойте! Да ведь и печать фальшивая.

— Где печатались билеты? — спросил Риго.

— В типографии «Заря свободы».

— Сколько билетов поступило из типографии?

— Тысяча двести одиннадцать штук. Я сам проверил.

— По списку разослано девятьсот восемьдесят семь билетов. Где остальные?

— Заперты у меня в ящике стола. Сейчас проверим, все ли целы. Должно было остаться двести двадцать четыре.

Майер достал билеты из стола и сосчитал:

— Двести двадцать три! Одного как раз не хватает! — С недоумением глядел он на прокурора: — Что это может означать?.. Ключ был у меня в кармане.

— Дайте, я проверю ещё раз, — сказал прокурор и стал снова пересчитывать билеты.

Оказалось, что при первом подсчёте произошла ошибка. Все билеты были налицо.

— Значит, преступник получил билет непосредственно там, где они печатались, — решительно сказал Риго.

— Но ведь теперь эта типография в руках рабочих.

— Знаю. К несчастью, мы слишком доверчивы, и версальские шпионы легко проникают всюду. Кто заведует типографией?

— Анри Прото. Он член секции Интернационала, коммунист.

Вот пусть он и ответит мне, каким образом пропуск попал из типографии прямо в руки врага.

Вокруг колонны кипела работа. Карно, которому Абади пригрозил арестом, если через два часа все приготовления не будут закончены, работал усердно. Второй, запасной ворот был предусмотрительно приготовлен инженером заранее и находился неподалёку от площади. Абади приказал перенести его и сам принял участие в его установке.

Вскоре новый ворот стоял на месте, а ровно в четыре часа всё было снова готово к свержению колонны.

Раздался сигнал. Но теперь толпа следила за канатом с некоторым недоверием и тревогой. Беспокоило даже лёгкое поскрипывание колёс и вала, на который наматывался канат. Но вот наконец памятник закачался и стал медленно наклоняться. Ещё секунда… и вся бронзовая громада вдруг заколебалась, развалилась в воздухе на три части и рухнула. Земля содрогнулась при её падении. Голова императора покатилась по мусорной подстилке к ногам толпы.

Оглушительный треск при падении колонны прозвучал как ответ на грохот версальских орудий, не замолкавших в этот день ни на минуту. Тщетно пытался Тьер помешать Парижу привести в исполнение народный приговор над статуей тирана.

Громкие крики торжествующей толпы слились

Бронзовая громада вдруг заколебалась.

с бурными звуками «Марсельезы», которую заиграли полковые оркестры.

Человек с непокрытой головой, в светлом сюртуке, с красным шарфом члена Коммуны через плечо и с такой же красной с золотом розеткой в петлице, поднялся на развалины и водрузил на уцелевшем пьедестале красное знамя Коммуны.

Когда радостные возгласы затихли, депз’тат Коммуны заговорил:

— Сегодняшний день войдёт в историю как великий день. Наполеон Бонапарт хотел создать славу себе и Франции на крови и слезах других народов. Мы же хотим равноправия, счастья и мира для всех народов. Поэтому мы водружаем на обломках колонны красное знамя. Отныне эта площадь будет именоваться Международной в знак единства рабочих всех стран.

Когда оратор остановился, чтобы перевести дыхание, толпа одобрительными возгласами поощряла его продолжать.