Семь Замков Морского Царя

— Люди не переставали искать его, прежде всего, люди церкви, обладающие большой властью. В том числе и те, кто поручил теологу Сорбу любой ценой отыскать этот манускрипт!

Транквиллен печально понурился.

— Следовательно, Иуда Югенен, вы хотите сказать, что моя миссия потерпела неудачу. Очень жаль, потому что я считал, что она должна была принести пользу церкви.

— Я не сказал ничего подобного, отец Транквиллен. Скорее, наоборот…

— Я могу завладеть гримуаром Штайна?

В этот момент на знаменитой раке проявилась необычная активность. Серебряные улитки зашевелились и приподняли раку на несколько дюймов, а незаметные до сих пор фигурки, появившиеся на ее поверхности, принялись резвиться.

— Полночь… — прошептал Югенен. — Постарайтесь не двигаться… А вот и он…

В беспредельном мраке проявилась фигура, более темная, чем ночь, с лицом, словно посеребренным луной, и на этом идеально правильном лице свирепым красным светом горели глаза.

Транквиллен узнал его по описанию, содержащемуся в одной из тетрадок юного Югенена: это было дьявольское явление из дома на улице Старого Земляного Вала, наградившее мальчишку жутким и могущественным красным знаком. Священник, не удержавшись, осенил себя крестным знамением.

Но он не изгнал демона, и не разрушил колдовство.

Жуткое создание переводило взгляд своих горящих глаз с Югенена на Транквиллена и обратно.

— С этого момента, Иуда Югенен, — произнесло чудовище мощным, но мелодичным голосом, — Знак и предоставляемая им власть покинут вас. Ваш друг, отец Транквиллен, скоро узнает, что он унаследовал плоды своих темных исканий. Он станет тем, чем вы перестали быть, Святым Ада, Святым Великой Бесконечной Ночи, Сестры Света. Встань, Даниэль Сорб, новый избранник Мрака, наследник Иуды Югенена по праву! Встань, Святой Иуда-Ночной!

Несмотря на атмосферу, насыщенную колдовским могуществом, Транквиллен попытался противостоять злу с отвагой священника.

— Я ничего не просил у Проклятого, и я ничего не приму от него! — закричал он.

Раскаты жуткого хохота заставили вздрогнуть стены церкви.

— Проклятого? Бедный отец Транквиллен! Узнай же, что нет и никогда не будет Проклятого. Вы конечно имеете в виду Дьявола… Ладно. Я не дьявол, я просто жалкий книжник, получивший доступ к знаниям, более обширным, чем его невежественные коллеги. Я Штайн фон Зиегенфельзен, автор гримуара, который весь мир будет продолжать искать, пока это не надоест мне… или, возможно, дьяволу…

Церковь сотряс чудовищный удар грома. Транквиллен почувствовал, как что-то обожгло ему лоб, и безумный вихрь увлек его в бесконечность.

* * *

— Герр пастор!

Ласковая рука касалась лица, стараясь разбудить его, но отец Транквиллен уже пришел в себя.

Он хотел спросить у Мариельды, как он очутился спокойно лежащим в этой удобной постели, тогда как ему чудилось, что свирепый торнадо увлекает его от одной пропасти к другой, от одного безумия к другому.

— Спасибо, Мариельда… Я не собираюсь долго валяться в постели…

Он пытался что-то сказать этому нежному созданию, сказать все равно, что девушке, смотревшей на него с выражением привязанности, близкой к любви. Когда до него дошло понимание этого, ему тут же захотелось, чтобы она вышла из комнаты.

Под одеялом, вплотную к его телу, ощущался холод пергаментного свитка. Как только он остался один, он тут же развернул его дрожащей рукой. Сомнений не осталось: это был жуткий манускрипт, «рукопись могущества», которую он когда-то держал в руке под вопрошающими взглядами его университетских друзей, Текаре и Помеля.

Свиток был с ним, он вел себя спокойно, не содрогаясь от дьявольского трепета, предварявшего в прошлом его таинственное исчезновение.

Неужели Штайн фон Зиегенфельзен, демиург, вручил ему этот свиток вместе с могуществом, способным нарушить законы жизни?

— Святой Иуда-Ночной!

Это имя, сопровождаемое яростным колокольным звоном, вырвалось из глубин его памяти.

— Святой Иуда-Ночной!

Существовали мудрецы, разбирающиеся в теологии, которые не решались отрицать, что Ад, не к ночи будь упомянут, имеет право избирать своих собственных святых.

Внезапно он почувствовал уколовшую его в лоб боль, подобную тому, что он почувствовал ночью.

Поднявшись, он подошел к зеркалу и вгляделся в его глубину, еще не утратившую остатки мрака.

Да, на лбу у него был виден Знак… Das Zeichen… Огненная ветвь… Печать демиурга, символ власти.

Гримуар в его руке зашевелился, словно живое существо, и Транквиллен произнес твердым голосом:

— Великий опус, благодетельный или пагубный, возвращайся в железный ларец, в котором тебе предписано отдыхать и ждать. Ты вернешься ко мне, когда я позову тебя.

Невидимая рука сжала руку священника, и гримуар исчез.

Послышался глухой стук, и Транквиллен увидел за стеклом верхушку лестницы, прислоненную кем-то к окну. Тут же послышался треск, сопровождаемый грохотом падения и отчаянным воплем.

Среди обломков лестницы лежало безжизненное тело пастора Ранункеля. Его мертвая рука продолжала сжимать рукоятку острого ножа…

Небольшое отступление