Семь загадок Екатерины II, или Ошибка молодости

— Богачка, государыня, нашлась в Сибири. Ведь отец Кокоринова служил архитектором на демидовских заводах. Так вот Григорий Акинфиевич Демидов и стал его тестем, за Пульхерией Григорьевной отличное приданое дал.

— Мне кажется, недавно кто-то поминал еще одну дочку Григория Демидова.

— Возможно, Хиону Григорьевну — она с супругом в составе нашего посольства в Швецию уехала. С Александром Стахиевым.

— Ах, сыном этого священника из Царского Села. Не канцлер ли сам с большой похвалой о нем отзывался?

— Алексей Петрович Бестужев-Рюмин очень о нем печется.

— Есть на то особая причина?

— Презренный металл, государыня, всего лишь презренный металл. Из ваших подданных вряд ли кто откажется от дружбы с Демидовыми.

— Экой вы, Александр Сергеевич, не могли не задеть старика! Кто только сегодня не говорит мне о его скупости — словно сговорились!

— И то правда, государыня. Деньги деньгами, а иметь своего человека при посланнике тоже не грех. Граф Алексей Петрович всегда отдавал предпочтение собственной информации. Правда, подчас она запаздывала — вот тогда и приходилось смертными приговорами расплачиваться за промашку.

— И даже этого вы не хотите ему спустить! Подумайте только, чего старик ни натерпелся, когда решения своей судьбы ждал и при правительстве Анны Леопольдовны, а уж при тетушке, блаженной памяти императрице Елизавете Петровне, и не говорю. Помню, в каком гневе пребывала, что Алексей Петрович мне о ее припадке доложить сообщил. А я старику такой верности вовек не забуду.

— Бога ради, простите, Ваше величество, что отвлек вас своей глупой болтовней от выставки.

— Да, давайте лучше о выставке. О, да господин Кокоринов успел вашему протеже сам заказать портрет.

— Должен вас вывести из заблуждения, государыня. Портрет этот — программа господина Левицкого на звание академика. Академии пристало в парадных залах или, по крайней мере, в зале Совета иметь изображения всех своих членов. Так принято во всей Европе.

— Не собираюсь спорить и уверена, что звания академика господин Левицкий вполне заслужил. Кстати, какого он происхождения?

— Дворянин, Ваше величество.

— Приятно слышать. Но дворянин, зарабатывающий себе на хлеб художеством!

— Насколько я осведомлен, Ваше величество, у Левицкого есть наследственные земли в Малороссии, где-то на Полтавщине, но они очень невелики. К тому же его отец — известный художник-гравер.

— Как господин Чемесов?

— Вот именно, как наш несравненный Чемесов. Что же касается его братьев, то все они образованные и достойные люди.

— Тем лучше. И все же это не заставит меня изменить моей симпатии к господину Петру Жаркову. Его миниатюрные портреты, убедитесь сами, прелестны. Вы еще не заказывали собственного портрета у него?

— Я не большой охотник любоваться на собственную персону — в отношении нее у меня немалые претензии к натуре.

— Претензии претензиями, а Левицкому вы доверились и не прогадали. Не правда ли, граф? Мне положительно нравится ваш портрет. Он украсит ваше фамильное собрание. Оно по-прежнему великолепно?

— Вы бесконечно снисходительны, государыня. Оно и в самом деле обширно — батюшка не жалел на него средств. Но что касается самой живописи…

— Полноте, Александр Сергеевич, пусть оно не отвечает французским или английским образцам, но ведь это начало живописи российской. Одно это делает его бесценным.

— В этом смысле…

— Для меня это самый важный смысл. Иначе зачем было бы устраивать нашу Академию? Вы не согласны со мной?

— Просто я не думал об этом, государыня.

— А надо бы, Александр Сергеевич, ой, как надо. Я не испытываю ваших восторгов перед живописью, но твердо убеждена, что без трех знатнейших художеств никакой народ не может называться просвещенным.

— Мне остается снова и снова изумляться вашему чувству государственности, Ваше величество! Вы действительно великая монархиня.

— Я учусь ею быть, граф. И поверьте, это нелегкий труд. Подождите, подождите, а все эти остальные большие портреты?..

— Тоже господина Левицкого.

— Сколько их здесь всего?

— Шесть, государыня.

— Превосходно. Вы ему устроили настоящий бенефис.

— Неужели же незаслуженно?

— А кто этот почтенный старец?

— Штаб-лекарь Христиан Виргер, государыня.

— Штаб-лекарь? Надеюсь, в далеком прошлом? Он же дожил до Мафусаилова века, судя по портрету.

— Художник ничего не преувеличил, Ваше величество. Виргер начал служить еще при государе Алексее Михайловиче.

— Бог мой, но такого же не бывает! Ему что — сто лет?

— Сто два года, Ваше величество. Это один из российских раритетов, а если к тому добавить, что былой штаб-лекарь сохранил светлую голову, зрение и слух!

— Мой великий предок государь Петр Первый всенепременно увековечил бы его в Кунсткамере восковой фигурой, маской, не знаю, еще чем-нибудь. Кто же догадался заказать его портрет? Не Академия ли наук?

— Государыня, для наших академиков это слишком низменная материя. Портрет заказан Никитой Акинфиевичем Демидовым. Вы же знаете, как живо интересуется он натуральной историей.

— А это Богдан Васильевсич Умской? А он здесь в каком качестве?

— Спросите прежде всего Ивана Ивановича Бецкого, государыня.