«О.: У него была беда с праздниками. Он вечно дежурил по телефону. Его мобильный все время включен… Он стал гораздо молчаливее. С ним стало сложно разговаривать, он стал более напряженным, отстраненным, и мы всей семьей выражали друг другу беспокойство по этому поводу.
В.: Как вы считаете, когда это началось?
О.: Наверное, в последнюю неделю июня… Он выглядел уставшим. Казалось, он немного постарел. Как раз в это время мы по-настоящему заметили, как сильно он изменился… Как-то вечером он меня прямо перепугал. Он резко подскочил со стула — у него был весьма отстраненный и, кажется, обеспокоенный вид — и пошел наверх, чтобы переодеться. Он прямо принарядился — дома он так точно не одевается, да даже в паб ходит в одежде попроще. Он сказал, что собирается в паб на другом конце деревни, и ушел. Выглядел очень озабоченным… Примерно через полчаса, может, минут сорок, вернулся, и я сказала: „Быстро ты…”, а он ответил: „Да я решил просто прогуляться и кое-что обдумать”. Я тут же забеспокоилась — уж как-то странно он это сказал. Медленно».
Кризисную ситуацию в жизни этого человека спровоцировала работа. Он оказался объектом пристального внимания и критики, которые, как ему казалось, запятнали его ранее выдающийся послужной список. Он считал, что работодатель не поддерживает его. Это усилило возникшее у него ощущение, что его недооценивают: перед этим произошли какие-то странные вещи, касавшиеся его пенсии и заработной платы.
Его жена подтвердила это на допросе.
«О.: Ну ему часто давали работу, которая, как ему казалось, не соответствовала его способностям, менее квалифицированную… Он считал, что мог бы отвечать за куда более важные вопросы».
Судя по всему, этот человек не делился своими переживаниями с друзьями. Вот как жена описала его отношения с ними.
«О.: Он всегда вкалывал, был трудоголиком во всех смыслах, большинство его друзей на самом деле его лучшие друзья, все они были с работы. Если он часто с кем-то пересекался, нередко они становились если не самыми близкими, то как минимум просто друзьями».
Кризисная ситуация накалялась, и его дочка дала следующие показания по поводу того, как вел себя отец перед одной важной встречей.
«О.: Он все время был в стрессе. Как бы сказать, будто постоянно о чем-то думал. Я бы предположила, что он планирует следующий день, но ему чуть ли не больно было от своих мыслей. Он просто был очень замкнут, и я очень беспокоилась о нем».
Человеком, который вызывал такое беспокойство у своей семьи, был доктор Дэвид Келли. Первоначальное вскрытие проводил не я, но впоследствии в свете растущей критики того, как велось это дело, а затем и судебное разбирательство Хаттона (которое сомнительным образом заменило собой расследование смерти доктора Келли), меня попросили это дело пересмотреть.
Это самоубийство имело как национальные, так и международные последствия, породив многочисленные теории заговора. Таким образом, мне следует сначала поделиться с вами некоторыми подробностями этой печальной и удивительной истории.