Или как начало поры ограничений. Дожившие до нее люди, прежде активные и все время при деле, обнаруживают, что прежняя жизнь им уже не под силу, будь то из-за физической боли, недомогания или чувства усталости, которое подкрадывалось к ним все эти годы, делая мягкое кресло все более привлекательным. Увлечения, такие как садоводство, из приятного времяпрепровождения превращаются в обязанности, за которые приходится браться через силу либо просить выполнить их кого-то другого. Отпуск, когда-то с таким нетерпением ожидаемый и планируемый, теперь не приносит должного отдыха, если с вами не едет кто-то из взрослых детей. Но даже в этом случае он может вызвать тревогу из-за нарушения привычного распорядка или возможного отсутствия чего-то, что может в любую минуту понадобиться — туалета, обеда, любимого напитка перед ужином, хорошего врача.
Вместо того чтобы оставить стресс молодым, усердно плетущим паутины своей жизни, пожилые люди постоянно о чем-то переживают.
О том, что их потребности не будут удовлетворены, окажутся не под силу повседневные физические или, возможно, умственные нагрузки. Людям, которые тридцать лет назад руководили преуспевающими корпорациями, теперь такая простая задача, как пересадка с одного поезда на другой, может показаться настоящим психологическим и физическим испытанием. Страдания от хронических болезней и временных неурядиц со здоровьем способствуют усилению зависимости от других. В детстве наш мир с годами все расширяется, пока, когда переваливает за двадцать, весь не становится нашим. Теперь же, в глубокой старости, он становится значительно меньше. Мы вынуждены тратить огромную часть времени на уход за своими слабеющими телами и все больше полагаемся на других, прямо как делали это в детстве.
Так что, когда полиция предупредила меня о смерти пожилой пары, я ожидал попасть в запутанный узел утрат, ограничений и зависимости. Увидеть заросший сад, расшатанную плитку на дорожках, теплицу с зелеными от разросшихся водорослей стеклами: типичные приметы того, что в доме живут старики.
Здесь ничего этого не было. Передо мной предстал ухоженный сад, вымытые окна с недавно покрашенными рамами. На возможные проблемы намекала лишь трость, прислоненная к стене у двери.
Я припарковался на дороге между машинами и прошел к дому, где меня встретил и ввел в курс дела полицейский. Он медленно открыл входную дверь, и вскоре я понял причину его осторожности: сразу за ней лежало тело, о которое можно было запросто споткнуться.
— Это мистер Мейсон-Грант, — сообщил он.
Элегантно одетый пожилой мужчина лежал вверх лицом. Его ноги были прямо за дверью, а голова в нескольких метрах от первой ступеньки лестницы. Одежда на нем была частично срезана, а на груди виднелись синие электроды ЭКГ — я еще подумал, что, помимо медиков, разрезать одежду мог и судебно-медицинский эксперт криминалистов. Было бы здорово, если бы это действительно было так. Я знал, что будет много вопросов насчет времени смерти.
Я поспешил сам измерить температуру мистера Мейсона-Гранта. Тела обнаружили в десять утра, и судмедэксперт, видимо, побывал здесь вскоре после этого, а криминалисты копались целый день. Было уже пять с лишним.
Между нами протиснулся один из криминалистов.
— Вы измерили температуру в комнате? — спросил я, ожидая получить в ответ лишь недоуменный взгляд.
Человек в маске прищурился:
— Док! — сказал он. — Я ходил на вашу недавнюю лекцию по осмотру места преступления, и теперь это первое, что я делаю каждый раз.
Я поднял брови: неужели кто-то и правда меня слушал?
— Даже если это кража со взломом! — добавил он. — Я измерил температуру прямо здесь, а еще рядом с его женой наверху. Причем делал это каждый час с тех пор, как мы прибыли.
Они сидели на лекции, словно сонные мухи после обеда, но все-таки мое время не было потрачено зря. Мне захотелось пожать ему руку.
— Блестяще! — просиял я. — Это очень поможет!
Я бегло осмотрел покойного в коридоре на предмет каких-либо очевидных повреждений. Их не было. Но даже этого быстрого осмотра было достаточно, чтобы заметить, что он был очень худым.
Рядом с ним лежала хозяйственная сумка из магазина неподалеку — я проезжал мимо него за несколько кварталов отсюда. Я заглянул внутрь. Ага. Должно быть, он каждое утро прогуливался по одному и тому же маршруту. Вниз по подъездной дороге, а потом за угол, чтобы купить газету, молоко… и две бутылки водки. Я поднял глаза на полицейского, и он удивленно поднял брови, но ничего не сказал.
Он провел меня в гостиную. Криминалисты уже заканчивали, и после их ухода дом стал заметно больше и тише.
— Они не нашли никаких следов взлома, — сообщил мне полицейский. — Может, кто-то ворвался в дом, когда мистер Мейсон-Грант вернулся и открывал дверь…
— Я не вижу здесь никаких следов борьбы, — заметил я.
— Это вы еще наверху не были.