Семь верст до небес

Господи, какое счастье, что у нее есть дочь! И они всегда, всегда будут вместе. Даже если окажутся далеко друг от друга.

— Мама, ты меня слушаешь?

— Конечно.

— А что у тебя с лицом? Ты вся белая. Ты из-за Балашова переживаешь, что ли?

Ташка смотрела с недоверием, словно никак не могла взять в толк, как это возможно — переживать из-за Балашова аж до бледности.

Между тем, Алена именно из-за него была бледная, хмурая и рассеянная. И еще — злая. Она не понимала, что происходит, а когда решила выяснить, внятного ответа не получила, и теперь от бессилия оставалось только злобно скрежетать зубами. Откровенную беседу Лешка не поддержал, хотя раньше всегда охотно делился с ней любыми проблемами: от дырки на носке до ежемесячных отчетов у начальства.

Раз двадцать в сутки Алена вспоминала их последний разговор и не могла понять, что же она сделала не так, где ошиблась. Она ведь тщательно готовилась, решила ни в коем случае ни спрашивать больше о той ночи, которую он провел неизвестно где, атмосферу создавала, ужин сногсшибательный приготовила, Ташку спровадила к подругам. Все, казалось бы, предусмотрела. Кроме явного нежелания супруга общаться на заданную тему. Пока она рассказывала о своей работе, лицо у него было расслабленное и довольное, он похохатывал даже, с удовольствием жевал рыбу, попивал винцо и в целом имел вид счастливого человека. Но стоило ей спросить, как продвигается его сделка, Алексей отвел глаза и принялся мурыжить в руках полотенце.

— Все нормально, солнышко, — едва выдавил он, — я пока не хочу подробности рассказывать. Чтобы не сглазить.

Сглазить?! Да Лешка, как и она сама, никогда не верил в приметы! Что еще за чушь?!

— Я понимаю, — покривила душой Алена, — но все-таки, мне хочется знать, что происходит. Я очень волнуюсь за тебя. Ты устаешь, я знаю, и, наверное, все из-за этого…

— Да что все-то? Что все? — будто бы в негодовании закричал он.

Но Алена увидела в его лице растерянность и страх. И сказала решительно:

— Можешь сколько угодно делать вид, будто ничего не происходит. Но факт остается фактом — ты очень изменился, Леш, и отношения между нами изменились тоже. Мне это не нравится, и я не знаю, как с этим быть.

Она очень старалась быть честной. Она не хотела никаких недомолвок, не хотела больше гадать и придумывать за него ответы на свои вопросы.

И ей хотелось, чтобы он тоже был искренним. Как всегда. Она привыкла к этому и ждала сейчас честных объяснений, пусть невнятных, нелогичных, но его собственных объяснений тому, что происходит между ними. Наверное, напряженность последних дней — недель?! — заставила ее позабыть главный жизненный принцип. «Не жди ничего!»

— Что ты из меня душу вынимаешь, а? — простонал он, терзая бедное полотенце. — Что вы, бабы, за народ-то такой? Хлебом не корми, дай в душе чужой поковыряться.

Она ошеломленно заморгала.

— Леш, ты не прав. Не хочешь, не рассказывай. Я просто волновалась за тебя, вот и все. Мне показалось, ты слишком вымотался за последние дни и ничего вокруг не замечаешь. Может быть, нам в выходные съездить отдохнуть куда-нибудь?

— Ну, да. Например, на Багамские острова. Желает, блин, дама на Багамы.

Как ловко срифмовал. Ему понравилось. И страх, стекавший потными струйками под свитером, немножко отпустил.

Алексей захихикал. Алена очумело уставилась на него.

— И ты говоришь, что с тобой все в порядке?

— А что? Посмеяться нельзя? — Он с досадой отшвырнул полотенце, достал сигарету и затеребил ее так интенсивно, что на стол посыпался табак.

— Хватит мне уже указывать, что делать, а что — нет! Надоело! Понимаешь, надоело! И не смотри на меня озабоченным взглядом, словно ты — мой лечащий врач! Да, я устал, да, я замотался, а ты что, думала, большие деньги легко достаются?!

Она не думала ничего такого. С тех пор, как устроилась на работу в лицей, Алена вообще не думала о деньгах. Здешней зарплаты хватало. Конечно, в Париж просто так не скатаешься и белое пальто ценой в слона, как справедливо заметила Ташка, не купишь. Но считать копейки тоже не приходилось.

Так о чем вопит Лешка?!

Она никак не могла понять, почему, гоняясь за пресловутыми «большими деньгами», он стал холоден и безразличен к ней. Как это связано?! Почему он орет ни с того ни с сего, почему глаз у него дергается, а руки — трясутся, будто кур воровал?!

Вот и поговорили. Ничего не вышло.

А теперь она третий день ходит бледная и угрюмая. Скоро станет, как он, неврастеничкой. Наверное, это дело заразное.

— Мам, ты в луже стоишь! — сообщил Ташкин голос, и Алена пришла в сознание.

— Ой, правда!

Она вышла из лужи, достала специальную тряпочку для таких случаев и тщательно вытерла ботинки. Ташка изнывала рядом.

— Мы завтра в парк пойдем, мам?

— Как погода будет. Видишь, слякоть какая, и снег этот противный…

— Тебе же всегда нравился снег. Пойдем, а? И Балашова возьмем уж. Я себя прилично буду вести.

Алена посмотрела на дочь внимательно.

— Не надо таких жертв. Балашов все равно не пойдет.

— Ну, тогда иди и утопись в тазу с грязным бельем! — посоветовал нежный ребенок.

А что? Неплохой вариант. Все лучше, чем мучиться от неизвестности.