Семь верст до небес

Непростая то была ноша, не лань – добыча охотника, не птица меньшая, то была девица молодая красы невиданной. Лежала она без чувств на камнях замшелых, волосы свои разметав, и казалась мертвой. Лишь грудь ее слабо вздымалась под сарафаном, выдавая теплившиеся в измученном теле остатки жизни слабой. Коршун же, едва коснулся камней своими когтями, вдруг оборотился юношей с лицом смуглым и станом крепким, окутанным одеждами, что носят в землях знойных. То были Арсен и Ксения.

Встал Арсен на краю водопада, что уносил свои воды холодные вниз в долину, сложил руки на груди, взгляд в воду бегущую вперил, призадумался. Сам еще не понял Арсен, что случилось с ним за последние дни. Казалось, еще мгновение назад был он в пылу битвы с русичами, рядом с отцом стоял, жаждал сам сразится с витязями, и вдруг словно затмение случилось с разумом его острым, будто ифрит помутил его своим колдовством. Увидал он терем князя русского, пламенем объятый, а в нем девицу, что песню пела ночью памятной и без слов та песня понятна была. И случилось с ним в тот миг наваждение – обернулся он коршуном быстрым и бросился в терем русичей спасти девицу. А как вытащил ее из пламени, вдруг понял, что проклят отцом своим навеки будет за поступок этот. Только смерти всем русичам жаждал Кабашон, а сын его Арсен спас девицу русскую от смерти неминучей. И теперь мог отец убить его самого по закону земель знойных и своему желанию. Но сам Арсен того не желал. Бросился он куда глаза глядят, в ту сторону, откуда никто из воинства мавританского не мог происходить родом и летел не переставая много дней и ночей, так много, что сбился со счета. А на исходе одного из дней вдруг почуял Арсен, что не сам выбирает дорогу он, будто кто-то из духов бестелесных направляет полет его крыльев мощных. И не знает Арсен куда летит, но кажется ему, что другого пути все равно у него не осталось и не противится, будто чует сердцем все наперед. Так принесли его крылья к самым Снежным горам. А что дальше будет – никому неведомо.

Поглядел Арсен на девицу, что лежала на камнях замшелых, словно бездыханная, и защемило сердце его. С тех пор как впервые увидал ее Арсен на балконе терема резного, не стихала в нем тоска глухая природы неизведанной. Вспомнил Арсен предсказание Зувейле, дочери невидимого султана Бендина из Золотого города мастеров. И почудилось ему, что сбылось предсказание.

Тут очнулась Ксения из забытья и глаза раскрыла. Видит небо синее над собой с облаками высокими. Смотрит на него и понять не может, где очутилась она и что с ней приключилось. Помнит только, что умереть уж готова была в жарком пламени рядом с матушкой, да только вдруг налетела на нее птица черная, схватила когтями своими и в небо унесла. Так жутко Ксении тогда сделалось на душе, что лишилась она чувств от страха великого. Только, где же теперь она и где птица та огромная, что унесла ее несчастную?

Подняла голову Ксения, отодвинула рукой волосы длинные со лба и присела на краю камня замшелого. Нелегко ей это вышло, тело словно задеревенело все и почти не слушалось. Обвела она взглядом расщелину каменную, повернула голову на шум воды низвергавшейся и от страха чуть не вскрикнула – стоял на краю пропасти спиной к ней воин смуглый в одеждах кабашоновых извергов. Испугалась Ксения, бежать хотела, видно в плен ее унесли лютые вороги, но силы последние ее вдруг покинули и снова провалилась в забытье она. А как очнулась, то и делать что не знала. Воин тот по прежнему на краю пропасти стоял и смотрел вниз на воду, скрестив руки на груди. Видать, измышлял что сотворить со своей невольницей. Пошевелила Ксения осторожно руками, понемногу к телу изможденному чутье возвращалось, и вокруг осмотрелась сызнова. Акромя одного воина в лощине каменной более никого не виделось из кабашоновых слуг. И решила вдруг Ксения в отчаянии, что бежать сможет от них, – все равно ей в неволе не жить! Шум воды падающей шаги заглушит, а сарацин единственный на самом краю стоит, в трех шагах от нее, и от толчка несильного сорвется в пропасть бездонную.

Ксения сейчас хоть и слаба была, но ярость в ней к убийцам людей русских уже народилась немалая. Собралась она с силами, вскочила, и бросилась к сарацину, руки вперед вытянув. Но услышал тот звериным чутьем движение за спиной своей, обернулся мгновенно, поймал руки Ксении своими, сжал их словно когтями железными, и отбросил в сторону. Упала девица к ногам его, но встретились пред тем на мгновение глаза их, и вдруг, будто вспышка огненная перед Ксенией полыхнула – показалось ей, что стоит пред ней оборотень, тот самый коршун, что унес ее из дома родного. Отпрянула назад она, а сарацин стоит не шелохнется, только смотрит на нее взглядом пронзительным, от которого мурашки по коже бегают. Не выдержала Ксения, закричала истошным голосом:

– Все равно не стану жить у вас в неволе, смерть приму, но не стану!

Усмехнулся сарацин и вдруг молвил на ее родном наречии:

– Не в неволе ты, несчастная. Никто тебя не пленил и я тебе не хозяин.