Семь верст до небес

Озлобился Кабашон от того, что князь рязанский Мал Олегович, столь стоек оказался и выслал конницу свою сарацинскую в поле перед градом, трупами многими усыпанное уже. Все больше лежали там югорды, да саршары убитые. Рязанцев погибло меньше, чем ворогов их, – один на пятерых. Предводителями сарацинов конных был Лавритас из рода Сегри и Гарус из рода древнего Альморади. Вызвали они князя рязанского на бой открытый на поле бранном. Хоть и было их числом втрое больше, чем ратников княжеских, не пристало русским князьям за стенами высокими долго открытого боя избегать. Открыл князь ворота городские и выехал на коне вороном с дружиною верною своей. А вместе с ним и дружина Ермила Мечиславича, посланника солнцеградского. Затрубили рога боевые и в атаку сарацины бросились, а княжеские витязи им на встречу устремились, копья в грудь врагам направив.

Арсен храбрый, что находился неподалеку на лодье, рядом с царем Кабашоном, следил оттуда за битвой русичей с воинством мавританским. Видел, что числом они малы, но бьются храбро, не одолеть их веру и силу с наскока быстрого, как поначалу казалось. Но думал он сейчас больше о другом. Вспоминалось ему предсказание странное Зувейле, дочери невидимого султана Бендина, владетеля Золотого города мастеров. И вдруг так захотелось Арсену окинуть всю землю славянскую единым взглядом, узнать, права ли была Зувейле прекрасноокая, не шутку ли сыграла с ним легковерным. До того ум его молодой разыгрался, что битвы вид наскучил скоро, и решил он обратится коршуном из воинства небесного звериного царя Эрманарихома и взлететь под небеса. Надумав, спросил он на то разрешение отца своего. Нахмурился при этом грозный Кабашон.

– Я слышу, хочешь ты, Арсен, меня покинуть в тот самый час, когда Рязань еще не пала? И смерть своих врагов увидеть не желаешь?

– Отец, я думаю, что быстро ворочусь из путешествия по небесам славянским и тлен Рязани потопчу ногой. А покорить ее, – то больше ты желаешь.

Нахмурился, еще мрачнее стал властитель африканский. Сказал:

– Ну что ж, лети, но только воротись не позже ночи этой. Лети обратно прямо на пожар, что я зажгу сейчас на месте этом. Пусть служит путеводною звездой тебе костер, что из костей рязанцев скоро тут заполыхает.

– Я буду ночью, – сказал Арсен.

Затем, привычный к магии восточной с младых ногтей и волшебству обученный немало, Арсен три раз произнес заклятье и обратился коршуном из самых быстрых. Взмахнул крылами и поднялся в небо. В от самый час открылся ему вид на все обширные окрестности Рязани и в даль далекую до горизонта. Сначала сделал круг Арсен над полем битвы, чтобы проверить твердость крыльев. И тут же просвистело мимо две стрелы, – то лучники рязанские, его приметив, решили умертвить. Узрев сие, Арсен проверив крылья, сложил их вместе, и рухнул камнем на врага. Вцепившись острыми когтями в грудь лучника, что первым выпустил стрелу, поднял его он в небеса высоко и бросил вниз на копья острые дужар. Еще не умер первый лучник, а коршун бросился уж на второго, что прятался от стрел саршарских в башне городской. Схватил его и также предал смерти. А после поднялся совсем высоко, туда, куда не долетали стрелы, и полетел от солнца на восток.

Летел Арсен над землей славян и изумлялся ее размерам бесконечным. Она была не меньше Африки его родной, вот только рек широких и не очень здесь были тысячи, леса зеленые тянулись на расстоянья многие, перемежаясь болотами топкими, а пустынных земель и песков знойных не заметил Арсен совсем. По брегам рек и в лесах болотистых увидел он глазами коршуна зоркими множество злых духов лесных, что поджидали свои жертвы на перепутьях нехоженых тропок. Чутьем колдовским почуял, что нечисть и вся сила черная, таившаяся до срока в этой земле, с появлением воинства мавританского перестала людей добрых на Руси бояться и, осмелев, вышла на охоту за душами их. И была день ото дня все удачнее та охота, ибо, повсюду, в починках малых и городах больших, с каждым днем приближения войск мавританских к Солнцеграду, становились люди местные злее и многие промеж них все более боялись за свою жизнь. Не все готовились воевать против сарацин на бранном поле, кто-то ждал их с радостью великой, потому что был черен в душе и не желал добра соседям своим. Все труднее становилось жить русичам, которые с темной силой дружбу не водили, повсюду их поджидали теперь козни и смерть. Кабашон мог ликовать, ибо помощь ему росла сама по себе в земле славянской. И смеялся Кабашон смехом диким руки потирая, ждал он победы скорой, ибо сумел пробудить в душах многих русичей страх великий, зависть и ненависть к себе подобным.