– Это вас ли вижу пред собою, рыцари, цвет воинства сарацинского? Вы ли это, мавры мои верные? Нет, одни собаки трусливые пред моими глазами! Где ваша сила, где ловкость и дикость ваша в бою? Пали все мои рыцари храбрые! Вячеслав, лягушка мерзкая, теперь, небось, куражится надо мною, над царем всех мавров заморских и царей африканских!
Подбоченился Кабашон и руку вперед простер.
– Если до захода солнца не будет взят город этот, я велю джиннам отрубить вам пальцы, руки, ноги, головы, и сложить из них курган до небес на поживу вонючим крысам и голодным стервятникам. А потом души ваши жалкие проклясть навеки, предав мучениям страшным. Чтоб никогда не нашли они покоя на этой земле. Прочь с глаз моих, собаки недостойные!
Развернулись войска мавританские и с дикими криками снова бросились на рать русичей, что стояла в отдалении у стен крепостных. Впереди все скакал Иорнанд, предводитель гордый Алабесов. Один он уцелел еще из родов предводителей древних. Был в плечо уязвлен гордый воин мавров, оттого и кровь его бурлила. Вел он войско за собой на битву последнюю. Взметнулись в небо тысячи клинков-полумесяцев над бурнусами белыми, засверкали смертельной линией и рассыпались по полю битвы жертву выискивая.
Первой на пути сарацин диких рать белозерцев стояла, а впереди всех Андрей Мстиславич храбрый гарцевал на жеребце кровей смоленских. Слева грозными рядами Волчья стая, жаждавшая крови сарацинской. Правый фланг венчали топорники из земель северных, щитами прикрывшись. Там же и дружина засадная находилась, без богатырей своих сильных оставшаяся. С нею были и мужики пришедшие, вилами, да косами вооруженные. А у самых стен рядами блескучими выстроилось войско, что ранее патриарху Викентию было подвластно.
Не стал ждать Андрей Мстиславич покуда доскачут сарацины до стен самых и ударят по ним с размаху. Да и не сдержать ему было воинов своих, что отмщения за смерть сородичей жаждали. Вскинул он меч над головою и крикнул:
– Братья! Настал последний час битвы нашей. Умрем же за Русь нашу!
И, коня пришпорив, поскакал князь белозерский Андрей Мстиславич на встречу туче сарацинской, войско русичей за собой увлекая. Схлестнулись со звоном и криками ярости рати, пошли сверкать клинки на солнце ярком. Снова потекла кровь людская по полю, заливая травы да цветы красные. Снова огласилось небо стонами и криками предсмертными. Секли воины друг другу руки и головы, наносили раны ужасные. Кто не мертв с коня падал, того топтали копытами.
Андрей Мстиславич схватился с последним рыцарем из рода Алабесов. Жаждет он отсечь ему полтела и скормить его голодным псам. Иорнанд, бесстрашный мавр и воин, русича готов на части разорвать, голову отдать же Кабашону. Их клинки уж скоро раскалились от ударов частых и ужасных.
Между тем, над холмом, где стоял походный шатер Кабашона, закрутились вдруг вихри черные, зазмеились молнии ветвистые, и сомкнувшись, стали шаром мерцающим. Потускнело солнце дневное, появились на небе облака черные. То властелин мавров заморских молил Черного Бога о помощи.
– Дай мне силы, властелин души моей! Дай мне силы умертвить Вячеслава и рабов его мерзких, стереть в пыль город ненавистный! Слабеет сила моя. Пошли скорей мне весть о помощи твоей!
Зазвучал в ответ сквозь вой ветра глас Черного Бога, заставляя царя земель африканских корчиться на земле от страха и ненависти.
– Знаешь ли ты, Кабашон, что сын твой сейчас в Снежных горах?
– Нет! – воскликнул хозяин королевства Альморавидов, – Мне это не ведомо!
– Так знай же, несчастный червь, что сын твой покинул тебя и вознамерился дойти до Небесного Города. Он хочет лишить тебя моей силы и власти. А помогает в том ему дочь Вячеслава, князя русичей, что жив еще.
Пал на колени Кабашон и взмолился:
– Что же делать мне, властелин?
Почернело небо над шатром пуще прежнего. Понеслись, клубясь, облака черные, над полем брани. Задули ветры колючие еще сильнее.
– Ты должен убить Арсена дерзкого.
Вздрогнул Кабашон при словах сиих.
– Я дам тебе помощников сильных, но помни: если не успеешь ты убить его до захода солнца, – я вырву у тебя язык и глаза, а душу твою отправлю в царство смерти на мучения вечные.
– Я готов, повелитель, – сказал Кабашон и захохотал смехом дьявольским.
– Жди! – раздалось.