Семь утерянных драхм

Вот этот сон: Михаил будто бы вошел в Иверскую часовню помолиться. Хотя в реальности он не любил храмы, во сне ему всё казалось чистым и духовным. Народ пел акафист и все присутствующие лучились духовной радостью. Михаил заметил одного молодого монаха, который сосредоточенно молился возле поминального канона. Лицо этого монаха, как это часто бывает во снах, было удивительно знакомым, и в то же время Михаил не мог вспомнить, кто это. Затем все стали постепенно расходиться. Остались в часовне лишь сам Михаил и этот таинственный монах. Монах был босым, как древний подвижник, ветхий подрясник его был весь в дырах. Он подошел к чудотворной иконе и три раза упал в земном поклоне. Приложившись, он сделал ещё один поклон и попросил прощения у всех, хотя в часовне, кроме него, был только Михаил. Потом монах вышел на улицу. Михаил последовал за ним и увидел, как из рваного подрясника монаха вылетело несколько долларовых купюр и разлетелось по мостовой.

Монах не заметил пропажи. Он быстро-быстро подбежал к «нулевому километру», присел на корточки и начал собирать монетки как ягоды в лесу. Михаил медленно и тихо подошел к нему и язвительно спросил: «Что ж ты, батюшка, босым ходишь, плоть свою смиряешь, а принадлежащие бесам деньги копишь и собираешь? Все равно всё высыпается из твоего ветхого подрясника, всё достается ветрам… Зачем тебе это»?

Монах обернулся и посмотрел прямо в глаза Михаилу. Он ответил: «Как ты считаешь, где я на самом деле истинный, здесь, на «нулевом километре», или в Иверской часовне? Только хорошо подумай, перед тем как ответить. Пожалуйста, не ошибись».

Михаил думал недолго и засмеялся в ответ: «Конечно, вот твоё истинное лицо. Здесь истина, на «нулевом километре», а там — он указал рукой на часовню — сплошное лицемерие. В часовне во время молитвы ты исповедуешь нестяжание, любовь Божию и милосердие. Это твоя работа, за которую тебе платит государство и оболваненные люди. Но как только кончается молитва, ты принимаешь свое истинное обличие и готов подбирать деньги — материю дьявола».

Тогда монах превратился вдруг в злобное чудовище и отвратительно зарычал на Михаила, скрежеща зубами. Воздух странно завибрировал и небо потемнело. Со всех сторон: с Красной площади, с Моховой, со станции Театральной и Охотного ряда к «нулевому километру» стали подтягиваться злобные чудовища, похожие на крокодилов, как из голливудских фильмов ужасов. Все они были полны ярости и силы, они будто бы оттягивали момент расправы с ним, чтобы насладиться всей беспомощностью жертвы. Михаил быстро подбежал к закрытым вратам Иверской часовни, начал стучаться и кричать во весь голос: «Впустите меня, пожалуйста, добрые люди, а то меня съедят ужасные монстры».

Ласковый голос из-за двери отвечал: «Рады бы мы, Миша, впустить тебя сюда, но твое неверие закрыло эти врата навсегда. Поверил ты во всемогущество зла и отверг добро. Там, на «нулевом километре», у тебя была последняя возможность впустить в свою душу добро, победив зло. Но ты предпочел само зло, твоя вражда к добру захлопнула эти двери, которые закрыты снаружи, а не изнутри. Прощай навсегда. Мы ничего не можем больше сделать».

Михаил ужаснулся своему выбору и замер. Он лихорадочно попытался проклинать зло и сочувствовать добру, но времени уже не было — за спиной слышалось дикое сопение. Михаил медленно обернулся. Перед ним открылась ужасающая картина: десятки тысяч злобных тварей подбирались всё ближе и ближе. Их глаза были бездонны и пусты, и эта бездна была по-настоящему голодной. Тысячи чёрных дыр, каждая из которых готова была поглотить его. Темно-серые, грязные, густые облака сгустились над головой Михаила, остатки света уходили из мира. Твари пораскрывали пасти, в каждой из которых было по миллиону острых зубов. Каждый из этих зубов был готов терзать его плоть. Земля стала трястись и лопаться. Густой едкий дым и красноватый отблеск показывал, что где-то совсем близко под землей клокочет лава. И наконец стали появляться большие черви, которые легко буравили металл и камни. Каждый из этих червей был готов буравить его тело вечно. И вспомнил тогда Михаил слова писания о том месте, где огнь не угасает и червь не усыпает. Понял он, что это преддверие ада…

Всё происходящее казалось немыслимым, но и более чем реальным одновременно.

Михаил ощутил, что в этом аду он совершенно один. Прислонившись спиной к вратам Иверской часовни, Михаил присел и закрыл глаза руками. Его ожидали бесконечная боль и вечное одиночество, где единственной формой существования остаётся страдание. В его душе что-то ещё пульсировало, что-то светлое как птица. Оно не могло терпеть близость объективного зла и рвалось наружу. Ещё мгновение, чувствовал Михаил, и эта «птица» вырвется из этого ада вместе с остатками света. И тогда всё!