Семь цветов страсти

— Дикси, постойте! Смотрите сюда, — Майкл за руку оттащил меня на край тротуара и восторженно уставился на фасад Оперы. — Видите? Лоджии украшены фрагментами из оперы Моцарта «Волшебная флейта». Построено здание в 1861 году — как раз, когда в России было отменено крепостное право, то есть практически рабство! А пять скульптур наверху аллегорически изображают пять муз искусства. Вы помните, как их зовут, Дикси?

— Что за экзамен, Майкл! Я всего лишь киноактриса и знаю Аполлона, Бахуса и Венеру.

— Грация, Комедия, Фантазия, Героика и Любовь! — торжественно доложил Майкл. — А вам не кажется…

— Кажется, что мы опоздаем на спектакль, — оторвала я его от интересной лекции, направляясь в кассу

К счастью, аншлаг явно не намечался. Остались билеты из самых дорогих и неудобных. Майкл приуныл у плана зрительного зала с указанием цен над каждой зоной.

— Дикси, мне так хочется погулять по Вене, честное слово. «Травиату» я хорошо знаю… — взмолился он.

— Что, жадничаете, кузен? Пожалуйста, ложу номер 7, - сказала я кассирше.

— Постойте, что вы делаете! Я купил эти очки… Ах, зачем я только подошел к прилавку с джинсами! Там, прямо у моего отеля целый базар дешевых вещей… — заметался в панике некредитоспособный наследник поместья.

Я расплатилась и торжественно повертела перед носом кузена билетиками.

— Во-первых, мне хочется покутить (мелькнула мысль приложить эти билеты в «финансовый отчет» Солу), во-вторых, нельзя сидеть в таком костюме где-нибудь на галерке. А, в-третьих, это серьезно — я теперь чертовски богата!

— Перестаньте, перестаньте, Дикси! Вы спугнете фортуну. Мне все время кажется, что вот-вот сообщат о какой-нибудь ошибке… Ведь все это не может произойти со мной… Я — неудачник. И это известно всем.

— Ничего себе! Мне кажется, мужчины, глазеющие сейчас на вашу даму, думают обратное! Вы даже не оценили мое платье…

— Платье, платье… Чудесное платье, — рассеянно проговорил Майкл, озирался вокруг. Мы поднимались по широкой парадной лестнице, миновав роскошное фойе с буфетными столиками, на которых среди ваз, полных разнообразной фуршетной закуски красовались ведерки с шампанским. Вовсе стороны расходились залы с витринами, хранящие музейные ценности — сценические костюмы, балетные туфельки, дирижерские палочки знаменитостей.

Мне приходилось крепко держать кузена под руку, кидавшегося то туда, то сюда, как выведенная на прогулку собачка.

В ложе мы оказались одни. Внизу, в партере, среди пестрого ковра вечерних платьев с порхающими над ним мотыльками вееров словно побитые молью плеши зияли пустые кресла.

— У вас странные духи, — принюхался, пододвигая ко мне кресло, Майкл.

— А у вас — странное чувство юмора. Это моющая жидкость с дустом, которой опрыскивают драпировки. Приблизьте-ка свой натренированный нос вот сюда. — Я подставила шею. — Что?

— По-моему, «Коко Шанель». Только вы явно не злоупотребляете духами.

Я прищурилась на моего загадочного спутника:

— И Буше вы узнаете с полувзгляда, и Верди любите, с клавесинами на короткой ноге, и Феллини вам известен, и в парфюмерии вы спец. У самого тоже одеколон от Кристиана Диора, и очки себе выбрал не самые плохие. А костюмы такие вам специально выдают в КГБ, чтобы разыгрывать легковерных иностранцев. «Мол, российские мы ребята, консерваторы, скромняги».

— А вы неплохо информированы, — усмехнулся он. — Любите фильмы про Джеймса Бонда и русских шпионов?

Ни за что не проговорюсь, что уже лет пять дружу с российской эмигранткой из Риги, и знаю куда больше о его родине, чем успела выложить.

— Вот, кажется, начинают! — он подался вперед, высматривая дирижера, раскланивающегося публике.

Люстры медленно погасли, светились лишь занавес и оркестровая яма, в которой зарождалась и росла, набирая мощь, нестареющая, щемяще знакомая музыка. Кузен замер за моим плечом, стало ясно, что в подобном священном самозабвении он собирается провести весь спектакль. Я подавила зевок и унеслась в свои мысли, рассеяно глядя на сцену..

В покоях куртизанки вовсю гуляет «полусвет» — хохочут и поют подвыпившие гости Виолетты, сияют свечи, звенят бокалы, ломятся от бутафорских яств и цветов массивные серебряные вазы. За хором, изображающем нарядную публику, ходуном ходит матерчатый задник вместе с нарисованными на нем колоннами и окнами. На авансцену выдвигаются герои для исполнения дуэта, оба с бокалами в руках и хорошо заметным под игривой непринужденностью волнением. Они совсем молоды и я вижу, как сверкают в лучах прожектора глаза певицы. Ее голос рассыпается хрустальными колокольчиками, а рука, протянутая Альфреду, слегка дрожит. Да она влюблена! Меня не проведешь — эта девочка без ума от своего партнера. Парень совсем не плох и если бы не грубый сценический грим, придающий его облику нечто гомосексуальное, не эти алые губы и подведенные глаза, он мог бы, наверно, вызывать какие-то чувства… Я прислушалась — в голосе певца ощущался трепет подлинного чувства! Мне захотелось поделиться своими впечатлениями с соседом. Майкл сидел вполоборота к бархатному барьеру чуть сзади меня, так что я не видела его лица.