Про визит в Москву и ночь на даче Артемьевых я не утаила ничего. Попыталась, конечно, взвалить всю вину на верного семьянина, исправно выполнявшего свой супружеский долг, в то время как кокетливая парижская шлюшка уже тянула к нему свои жадные коготки. Парижанку обидели, обманули, заронив в ее страждущую душу мечту о неведомом рае. Нет, Микки — лживый, обаятельный болтун — не забуду я твои речи в Венском лесу, все то, от чего ты так легко отрекся.
Ого! Сейчас закапают слезы, превращая мои признания в лиловые пятна. Ах, как приятно все же себя жалеть! Если честно, то обильный слезопад у меня вызывает именно это чувство: «Бедная, милая, славная, никем не понятая, никому не нужная Дикси…»
С таким выражением смотрела на меня Лола, уже знающая про полученное наследство и мое полное материальное благополучие. Перевалив за пятый десяток, одинокая девственница вышла замуж за школьного дружка, с которым тогда, в пятнадцать лет, так и не переспала. Теперь Руперт овдовел и забрал престарелую возлюбленную в родной городок на юге Вирджинии.
Прощаясь со мной и Парижем, Лола заливалась слезами, блиставшими на кофейной коже подобно алмазным россыпям. Все таки удивительно хитро переплетено в этой жизни прекрасное и безобразное. Я вручила новобрачной чек на крупную сумму — выходное пособие совместно с всеми просроченными долгами. Поколебавшись, Лола спрятала чек в кожаный мешочек, который носила вместе с всеми документами в своем необъятном бюстгальтере. «На сохранение беру. Верну, как только понадобится. Ты ж девка шальная — того и гляди все имение на мужиков растратишь», — проворчала она с неким восторгом перед этим пороком хозяйки. И вдруг заохала, застонала, засморкалась в промокший носовой платок и кинулась мне на шею. Обнявшись, мы стояли перед тремя дедушкиными картинами, вернувшимися на свое место, и молчали. Потому что чувствовали много больше, чем можно сказать или выплакать.
Я думала о том, как быстро тают мои иллюзии. Горячий ковбой Ал, олицетворявший для меня вольное, ненасытное мужское начало, стал заурядным, потрепанным бабником. Старина Сол предал, встал на сторону тех, кто загнал меня в угол… Где твой радужный мяч, легконогая девочка Дикси?
Осталась месть — такая глупая и, в сущности, грязная. «Уж ежели эти мерзавцы вынуждают меня доработать контракт, то пусть получают отснятую „клубничку“ — именно ту, от которой у „тонкачей“ расстраиваются животы» — думала я. И очень постаралась организовать в старинном поместье веселый пикничок весьма сомнительного эстетического достоинства. А заодно насладиться тщетными усилиями опытных операторов, вооруженных до зубов техникой и мастерством для того, чтобы притащить своему шефу первосортную пошлятину.
Я сама поработала режиссером, организовав игры Чака и Рут, но, если честно, не получила от этого никакого удовольствия! Присутствие соглядатаев, вынудивших меня подставить под камеру ни о чем не ведающих и весьма симпатичных мне людей, доводило до умопомешательства. И вместо того, чтобы ринуться на первый план, заслонив объектив своим пышным бюстом от невинных участников оргии, я тихонько ретировалась, переполненная обидой и ревностью. Подставила Чака, мелко мстя за его шашни с Рут, которые сама же и подстроила. А потом рассказала ему про контракт с «фирмой». Чак назвал меня дрянью и выкинул на дорогу. Мой поступок возмутил его куда сильнее, чем съемки в порно. Извиняясь за грубость, он смотрел на меня так, будто притягивал измятый доллар самой пропащей и жалкой панельной девке.
Подсев в попутную машину, я мигом домчалась в Вену и первым же самолетом вылетела в Париж.
Дома, приняв душ и достав из холодильника пакет молока, я предалась упорным размышлениям, — что же представляет мой поступок, — свинство или все же не свинство? С точки зрения прежней Дикси, находившей радость в эпатаже «избранного общества», пренебрегавшего ею как актрисой, по мнению «телки» из порнушек, оставшейся на мели, мой контракт с «фирмой» являлся вполне естественным шагом. С позиции Дикси Девизо — наследницы баронессы Штоффен, актрисы, повергшей в восхищение Ала, женщины, для которой рыдала скрипка Артемьева — союз с соглядатаями можно расценивать только как грязь. Грязь, из которой немедленно, во чтобы то ни стало следовало выбраться.
Я позвонила Солу, чтобы договориться о встрече с его шефом. Пора атаковать врага.
— Что это за концерт ты затеяла в замке? Очень впечатляюще! Маркиза де Сад в роли непорочной Жанны д'Арк.
— Заткнись. Я была пьяна и зла. Поэтому махала кулачками на стальных роботов. Понимаю, что не могу помешать вам шпионить за мной. Сама подписала приговор… Но я не знала, что это так гадко… Умоляю, Сол, найди способ — мне надо отмыться. Я не выдержу больше… прошу тебя… У вас же не гестапо, а художественный совет. Когда я смогу приехать и поговорить с шефом сама? Пусть называет любую сумму.