Семь цветов страсти

Неплохо изображать покинувшую экран звезду, когда за спиной — состоятельный и надежный муж. Каково же дрожать от неизвестности, ожидая получения плохонькой рольки, если от нее зависит все — престиж, уверенность в себе, возможность не скатиться к нищете! Дикси с содроганием вспомнила этап пробивания карьеры — чужие постели, дрянные, унижающие душу роли и постоянный самообман, прикрывающий обиду и страх.

Вернувшись домой, она с благодарностью прильнула к Скофилду. Но прежнего покоя уже не было. Почти год Дикси мучилась, скрывая от мужа правду: она не любила его и презирала за то, что он не желал этого замечать. Чем больше строптивости проявляла Дикси, тем щедрее и великодушнее становился Скофилд. Он прощал ей все — раздражительность, cкандалы, демонстративные «выезды на гастроли». Он встречал ее новыми подарками и заверениями в неизменной любви. Дикси плакала на груди мужа, коря себя за причиненную ему боль, и, получив прощение, с ужасом думала, что так будет теперь всю жизнь.

Она не готовилась к серьезному разговору. Все произошло само собой. Тихий домашний вечер, столбики мошкары, пляшущие над столом, накрытым для ужина на веранде. Майское тепло запоздало — сад и клумбы зацвели буйно и дружно, как только череду пасмурных и дождливых дней прервало воссиявшее солнце. Шумел в траве разбрызгиваемый вертушкой дождик, сладко пахли расцветшие в ящиках балюстрады ночные фиалки. В сумерках ярко белели цветущие карликовые вишни, cветились тяжелые кисти турецкой сирени. Дикси казалось, что она сидит так вот уже сто лет, превратившись в дряхлую, морщинистую старуху.

— …Нолленс дал мне отступную. Думаю, он еще схватится за голову, но будет поздно, — делился своими директорскими проблемами Эжен, разминая в бледных пальцах листок мяты.

— Эжен, скажи, я очень изменилась?

— Ты о чем, девочка? Глупости! Уже вся Европа знает, что у меня жена — красавица… И он не подумал о главном. Это я о Мэтью Нолленсе. Остолоп!…

— А ведь я не люблю тебя…

— Ой, девочка, я лучше пойду просмотрю бумаги. У меня завтра тяжелый день. — Эжен поспешил ретироваться, но Дикси поймала его за руку.

— Завтра я уйду. И пришлю тебе необходимые бумаги, мы не можем больше жить вместе. Это нечестно, глупо, жестоко.

— У тебя другой мужчина? Впрочем, — остановил жену Эжен, — это не столь уж важно. Это ерунда, ошибки молодости… — Голос его дрогнул, он рванулся, чтобы уйти, но Дикси посмотрела с мольбой.

— Я очень серьезно. Не стоит больше удерживать то, чего давно уже нет. И никогда не было…

— Нет, было! Тот первый вечер был! И свадебное путешествие, и чудесные дни в этом доме! Мы были счастливы, Дикси! — Он не пытался скрыть слезы.

— Ты дал мне уверенность и покой. Я очень благодарна тебе, Скофилд, но я не могу так больше. Я начинаю ненавидеть тебя и себя. Это скотство. Прости.

Эжен рухнул в скрипнувшее под ним плетеное кресло, а Дикси ринулась в свою комнату и начала торопливо собирать вещи. Она спешила разорвать связывающие их узы, пока благоразумие или жалость к мужу не призовут к примирению.

Стоящий у окна своего кабинета, Эжен слышал, как выехал из гаража и умчался в сторону Парижа подаренный им жене темно-синий «пежо».

5

— Ну вот я и дома. Роль мадам Скофилд сыграна до конца. Вряд ли стоит думать о пальмовой ветви Каннского фестиваля. — Дикси кивнула на нераспакованные чемоданы. — Зато трофеи — фантастика! Шубы! «Пежо» у подъезда и еще вот это. — Подняв золотистую прядь у виска, она рассматривала блестевшие в ней седые нити.

— А домики, денежки? — вытаращила глаза Лолла, навещавшая виллу Скофилда и осведомленная о состоянии сосватанного Дикси мужа.

— Я не возьму ничего, старушка. Эжен и так лишился смысла жизни. Он едва остался жив после Сю-Сю, цеплялся за меня, как за спасательный круг, а я добила беднягу.

— Ох-ох! — подбоченилась Лолла. — Где это ты таких мужчин встречала, тем более — важных директоров, чтобы от женских обид — и сразу головой в воду? Не засидится господин Скофилд в одиночестве, помяни мое слово. Такие кошельки на дороге не валяются.

Дикси с облегчением подумала, что Лолла, вероятно, права. Последнее объяснение с мужем поразило ее. Супруги встретились у адвоката, чтобы оформить бракоразводные документы. Эжен настаивал на передаче Дикси крупной суммы денег, если уж она не хочет делить имущество. Но она упорно отказывалась.

— Я нанесла тебе крупный моральный ущерб, Эжен, меня бы следовало оштрафовать. Ты умеешь быть хорошим мужем, и я надеюсь, что кто-нибудь сумеет оценить это лучше меня. — Дикси старалась не смотреть на Эжена, боясь приступа жалости. Он всегда так горячо молил ее не уходить, что она не выдерживала. Сердце могло дрогнуть и на этот раз. Отправляясь на деловую встречу с ним, Дикси в глубине души предполагала возможность перемирия. И в порыве благородства решила преподнести супругу последний дар — чувство мужской уверенности в себе.

— Я часто бывала несправедлива к тебе, Эжен, поверь, у нас бывали незабываемые часы, — «призналась» она с застенчиво-грустной улыбкой.