Семь цветов радуги

Зойка неподвижно стояла на коротких толстых ногах, выпятив вперед рога, похожие на слоновые клыки. Она напоминала блестящую майоликовую статуэтку, которую вдруг взяли и увеличили в тысячи раз. Вымя ее было столь огромно, что Тимофей несколько раз удивленно заглядывал в стойло и не верил. В конце концов, у него осталось впечатление, будто под брюхом у коровы висит столитровый бурдюк с молоком.

— В нашей кухне для Зойки, кстати также и для других коров, готовятся блюда по заказу. Что они любят, то мы им и даем, — говорила Фрося, проводя куском марли по гладкой спине Зойки. — А вообще, кормим «по научному», как говорит Сережка.

Она посмотрела на чистую марлю и, видимо, осталась довольной: Зойка ее хорошо вымыта.

Вдруг Фрося тоненько захохотала. Тимофею показалось, будто посыпался горох в звенящие стаканы. Он удивленно взглянул на девушку и нахмурился.

Зойке, видимо, тоже не понравился этот громкий смех, она как бы укоризненно посмотрела на свою хозяйку и отвернулась.

— Не будем ее беспокоить, — Фрося ласково похлопала Зойку. — Коровы тишину любят. А я больно смешлива. Сейчас вспомнила про Сережку и удержаться не могла. Пойдемте, я что вам расскажу про него…

Бабкин снял халат и вышел из коровника. С тоской он посмотрел по сторонам. Вадима нигде не было.

От Фроси не укрылся этот взгляд. Она освободила свои кудряшки из-под косынки и спросила:

— Может, главный инженер на свиноферму пошел?

Тимофей пожал плечами и, вздохнув, подумал: «Какой он теперь главный инженер!»

— Сейчас мы его найдем. Не булавка, никуда не денется.

Фрося, провожая гостя к воротам, рассказывала:

— Послушайте, про булавку чего я скажу. Сережка нам покою не дает со своей наукой. Мы, конечно, курсы кончали по животноводству, ветеринарное дело изучали. Все, как полагается. А Сережка говорит, что нам надо курсы по электричеству проходить. Мы смеемся. С чего бы это за такую премудрость коровницам да телятницам приниматься? Потом, когда электродойки стали пробовать, конечно, кое-что и поняли. Но все же, думаем, больше электричеству у нас на ферме делать нечего. Вдруг узнаем, что Сережка с ребятами какой-то там магнитоуловитель приспособил. Знаете, такая машина, сквозь которую сено, люцерну и всякие другие корма надо пропускать. Иной раз в этих кормах может случайно то гвоздь, то проволока оказаться. Страшное дело для скотины! И что же бы вы думали? У нас была телятница Лидка, так она потеряла в сене булавку. Мы нашли ее на магните, когда корма сквозь Сережкин аппарат пропускали. Я в тот момент как вспомнила о Зойке, так чуть замертво не хлопнулась.

У Фроси округлились глаза.

— С той поры и Сережка и наши ребята из особой бригады на всех фермах самые дорогие гости, — продолжала она, и на ее щеках снова появились прыгающие ямочки. — Птичница как-то пришла к Сергею и жалуется. Оказывается, ее девчата сначала прочитали в книжке, потом и сами додумались лампочки провести в курятник. Осенью рано темнеет, день короткий. Курица на нашесте больше сидит, в темноте не желает клевать. Нестись тоже отказывается. Дали курам свет… Светло, как днем, каждое зернышко видно. Тут уж совсем другое дело. Ходят себе курочки под лампой и думают, что весна настала, солнце долго не садится. Все как будто бы хорошо, но куры хоть и дуры, а обмануть их трудно. Не хотят верить, что день стал длиннее, потому так не бывает на свете, чтобы сразу ночь наставала… Неизвестно, когда на нашест садиться. Приходится удивленным курам уже в темноте свои места искать. Птичница Варвара Касьянова, строгая, понимающая о себе женщина, хотела было все лампы обратно отдать. За каким лешим они сдались, сколь толку от них никакого?.. Куры план не желают перевыполнять. В бригаде у Ольги по этому случаю специальное заседание было. Сережка и говорит: «Надо со всей наукой к этому делу подойти».

— Ну и что же? — спросил заинтересованный Тимофей. Он даже позабыл о Димке.

— Перехитрил все-таки Сережка куриную смекалку. Я плохо в этом деле понимаю, — Фрося смущенно улыбнулась, — но, кажется, поставил он какой-то реостат, чтобы не сразу лампы тушить, а постепенно свет уменьшать. Как пожелтеет волосок у лампочки, так наши пеструшки, ну, прямо… организованно чистят свои носы и ко сну готовятся. Теперь у Варвары куры несутся круглый год. Привыкли… Вот он какой, наш Сережка! Только вы уж, пожалуйста, обеспокоенно попросила Фрося, — не говорите ему, что я вам сама об этом рассказала. А то он еще выше нос поднимет. И так никакого сладу с ним нет, все наукой нас донимает.

— Фросенька, милая! Поди-ка, девонька, ко мне, — послышался старческий певучий голос.

Из двери кормовой кухни вышел старик в белом халате. Он нетерпеливо постукивал палкой по ступенькам крыльца и выжидательно смотрел на коровницу.

— Бегу! — выкрикнула девушка и тут же шепнула Бабкину: — Наш директор, отец Борьки Копытина! Мы его все, ой, как боимся!

Бабкин проводил Фросю понимающим взглядом и снова направился на поиски друга.