Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции

89. Я намеревался подробнее остановиться на этом и еще более на том царстве, которым в своей познавательной способности владеет каждый человек; это царство или населено прекрасными, побуждающими к активной деятельности мыслями, или пусто и открывает путь темным желаниям и мечтам, к которым можно применить изречение: «Всякая мечта, возникающая из движений человеческого сердца, дурна». Справедлива, тысячу раз справедлива мысль, что более велик человек, управляющий своими страстями, чем тот, кто овладевает городом. Но, во-первых, вы можете понять это без посторонней помощи, а во-вторых, мы должны оставить это для дальнейшего исследования. Я тороплюсь в заключение сказать следующее: будете ли вы во всем поступать как следует и сделаетесь ли достойными людьми – зависит от того, сумеете ли вы управлять двумя упомянутыми инстинктами – гармонии и добра – посредством великой способности воображения, которая дает вам наследие прошлого, возможность овладеть настоящим, власть над будущим. Нарисуйте мысленно возможные для вашей жизни при ее помощи горизонты; измерьте возможный район ее действия! На стенах и башнях вашего прекрасного города нет ни одного украшения, зародыш которого не таился бы в мыслях людей, умерших две тысячи лет назад. Кого вы желаете направлять вашими мыслями через две тысячи лет? Подумайте об этом, и вы убедитесь, что искусство не только не безнравственно, но мало есть нравственного вне искусства, что жизнь без труда – преступление, а труд без искусства – труд скота, и слова «добрые» и «дурные» можно заменить словами «созидатели» и «разрушители». Огромная доля видимых успехов человечества, насколько простирается наше современное знание, бесплодна; она совершенно бесполезна для чего-либо доброго, но неизбежно влечет разрушение и горе. Сила этих успехов есть сила блуждающей бури, их блеск – румянец чумы, и то, что называют историей человеческого рода, очень часто есть только памятник губительного вихря и карта распространения проказы. Но под всем этим или в узком пространстве, скрывшемся среди этого ужасного царства, работа каждого человека, «qui non accepit in vanitatem animam suam»[98], растет и преуспевает. Незаметный зеленый росток этой работы в конце концов покоряет зло. И ослабленные болезнью, поверженные в развалины, истинные работники все-таки шаг за шагом превращают дикую пустыню в цветущий сад. Усилиями их соединенных рук прочно поддерживается и распространяется гармония всех вещей, и, хотя со странными, на глаз наблюдателя, колебаниями, неизменно приходит утро, приходит и ночь, и каждый час человеческой жизни приближает к дню совершенства.

90. И он настанет, этот день, настанет тогда, когда все люди поймут, что святая красота в труде должна быть так же, как во всем. Нет, более того! Если она и может быть где-нибудь, то именно в труде; в нашей силе скорее, чем в нашей слабости; в выборе предмета нашей работы в течение шести дней, того предмета труда, который нам к концу жизни можно будет назвать полезным, а не в достижении того, чего мы просим для седьмого дня, то есть награды или отдыха. Вместе с толпой, соблюдающей праздники, мы можем иногда бесцельно являться в обитель Всевышнего и бесплодно просить Его о том, что нам представляется милосердием. Но тем немногим, кто трудится так, как повелевает Господь, незачем молить о милосердии и о благодати для своего очага. Благодать и милосердие будут сопровождать их во все дни их жизни, и они всегда будут пребывать в доме Господнем.

Лекция IV Отношение искусства к пользе

91. Предметом нашего обсуждения сегодня является вопрос о том, на чем основано изящное искусство и каким путем оно может содействовать удовлетворению практических потребностей человеческого существования.

Здесь у искусства две функции: во-первых, оно дает форму знанию и красоту тому, что полезно, то есть делает зримыми те предметы, которые без него не могла бы описать наша наука, не могла бы удержать наша память; во-вторых, оно придает прелесть и ценность предметам повседневного потребления: одежде, мебели, жилищу. В первом случае оно сообщает точность и очарование истине, во втором – точность и очарование практически полезному. В самом деле, создав что-нибудь полезное, мы по закону природы испытываем удовольствие и удовлетворены как собой, так и сделанной вещью. Мы невольно желаем украсить или усовершенствовать ее как-нибудь поизящнее, обращаясь к помощи искусства, выражающего наше удовольствие.

Сегодня я хотел бы остановиться на этой тесной и здравой связи между изящными искусствами и материальной пользой, но сначала должен кратко пояснить вам первую функцию искусства, то есть придание формы истине.