Сэм стремительный

У их столика остановился метрдотель и отечески осведомился, всем ли довольны дама и джентльмен. Дама с улыбкой ответила, — что все чудесно. Джентльмен ограничился неясным бурканьем.

— Они тут так приветливы, — сказала Кей. — Словно вы очень нравитесь.

— Не будь они с вами приветливыми, — яростно заявил Сэм, — их следовало бы расстрелять! И хотел бы я посмотреть на человека, которому вы не понравились бы!

Кей ощущала надвигающееся поражение, словно расчетливый боксер, который несколько раундов отражал натиск рвущегося к победе противника и почувствовал, что начинает слабеть.

— В первый раз я увидел эту фотографию, — сказал Сэм, — однажды вечером, когда вернулся, устав весь день ловить рыбу.

— Кстати, о рыбе…

— В хижине было сумрачно, горела только керосиновая лампа на столе, так что сначала я ее не заметил. А потом, когда закурил после ужина, то увидел, что к стене что-то прикноплено. Пошел посмотреть и, ей-Богу, чуть не выронил лампу.

— Почему?

— Почему? От потрясения.

— Такой она оказалась безобразной?

— Такой очаровательной, такой красивой, такой озаренной, такой чудесной!

— Ах так.

— Такой небесной, такой…

— Да? А вон за тем столиком сидит Клод Бейтс.

Эти слова подействовали на ее собеседника как удар тока, и Кей решила, что наконец-то нашла предмет для разговора, который отвлечет его от других обескураживающих тем. Сэм побагровел, глаза стали жесткими, подбородок выставился. Он с трудом обрел дар речи.

— Тля! Скунс! Червяк! Слизняк! Пес! Подлюга! — вскричал он. — Где эта язва?

Он повернулся на стуле и, отыскивая местоположение товарища своих школьных лет, уставился на его глянцевый, в уступах, затылок зловещим взглядом. Затем взял черствую шишкастую булочку и любовно взвесил ее на ладони…

— Не надо!

— Всего одну!

— Нет!

— Ну хорошо.

Сэм покорно бросил булочку на тарелку. Кей посмотрела на него с тревогой.

— Я и не представляла, что вы настолько его терпеть не можете.

— Шею бы ему сломать!

— Неужели вы еще не простили ему кражу хлеба с джемом в школе?

— Хлеб с джемом тут ни при чем. Если вы действительно хотите знать, почему я гнушаюсь этого мерзкого поросенка и не выношу его, так причина в том, что у него хватило духа… смелости… наглости… неслыханного нахальства… п-п-п… Э… — он поперхнулся, — поцеловать вас. — Чтоб ему пусто било! — докончил Сэм, полностью игнорируя указания всех справочников по этикету относительно выражений, допустимых в присутствии представительниц другого пола.

Кей ахнула. Девушке не так-то приятно узнать, что ее самые, как она считала, личные дела, видимо, стали достоянием гласности.

— Откуда вы знаете?! — воскликнула она.

— Ваш дядя рассказал мне утром.

— Он не должен был!

— Но рассказал, — ответил Сэм. — И все это, собственно, сводится вот к чему — вы выйдете за меня замуж?

— Я… что-о?!

— Выйдете за меня замуж?

На мгновение Кей онемела, потом откинула голову и испустила истерический смешок, в результате чего посетитель за соседним столиком ударил себя в щеку вилочкой для устриц. Он посмотрел на Кей с упреком. Как и Сэм, который сказал холодно:

— Вам, кажется, смешно!

— Конечно, мне смешно, — сказала Кей.

Ее глаза блестели, и крохотная ямочка на подбородке, которая так восхищала Сэма на фотографии, стала глубокой ямкой. Сэм воздействовал на ее чувство юмора. Он возбудил в ней точно ту же симпатию, что и собака Эми утром в саду.

— Не вижу почему, — сказал Сэм. — Не нахожу тут ничего забавного. Чудовищно, что вы совсем беззащитны, если любому наглецу придет в голову оскорбить вас. При одной мысли, что тип с напомаженными волосами набрался хамства…

Он умолк, не в силах вновь произнести это жуткое слово.

— …поцеловать меня? — договорила Кей. — Так вы же сами…

— Это, — объявил Сэм с достоинством, — совсем другое. Это… э… ну, короче говоря, совсем другое. И факт остается фактом: вам нужен человек, который оберегал бы вас, защищал.

— И вы рыцарственно предлагаете заняться этим? Ужасно мило с вашей стороны, но… вам не кажется, что это довольно нелепо?

— Ничего нелепого я тут не нахожу.

— Сколько раз в своей жизни вы меня видели?

— Тысячи и тысячи!

— Что? Ах да, я забыла про фотографию. Но разве фотография имеет хоть какое-то значение?

— Имеет!

— Во всяком случае, не моя, не то бы вы не стали с места в карьер рассказывать про нее вашей приятельнице Корделии Блэр, чтобы снабдить ее сюжетом.

— Я ничего ей не рассказывал, а за обедом сослался на нее, чтобы… чтобы проще было ввести эту тему. Как будто я стал бы говорить о вас с кем-то! И она мне вовсе не приятельница.

— Но вы ее поцеловали.

— Я ее не целовал.

— А дядя говорит, что да. По его словам, до него из приемной донеслись дикие звуки, отдающие разгулом богемы, а потом вы вошли в кабинет и сказали, что успокоили эту даму.

— Ваш дядя говорит много лишнего, — сурово сказал Сэм.

— Именно это я и подумала несколько минут назад. Но раз уж он сообщает вам мои секреты, только справедливо, чтобы он сообщал мне ваши.

Сэм судорожно сглотнул:

— Если вы правда хотите знать, что произошло, я скажу: я не целовал Блэр, жуткое ничтожество. Это она меня поцеловала.

— Что!