Читаем Семь столпов мудрости полностью

С рассветом мы не спеша двинулись вперед. Пустыня скоро кончилась, понижаясь и перейдя в гладкую равнину, простирающуюся до рельсов железной дороги, видневшихся в нескольких милях вдали. Мы сделали привал до сумерек, чтобы пересечь ее в темноте. В наш план входило тайком проскользнуть здесь и укрыться у дальнего подножия гор ниже Дераа.

День казался бесконечным. Наконец солнце зашло. Мы сели на верблюдов. Два часа спустя после быстрого перехода по гравию мы подошли к железной дороге. Без особого труда мы отыскали каменистое место, где наш караван мог пройти, не оставив следов. Очевидно, турецкая железнодорожная охрана безмятежно отдыхала, что доказывало, что Абд эль-Кадер еще не поднял паники своими вестями.

Мы проехали с полчаса по другой стороне железнодорожного полотна и спустились в неглубокую скалистую впадину, заросшую сочной травой. Это был Гадир-элъ-Абиад, где Мифлех советовал нам устроить засаду. Он дал нам слово, что мы находимся под прикрытием, и мы разлеглись между нашими нагруженными животными, чтобы немного поспать. Рассвет покажет нам, насколько наше местоположение безопасно и незаметно для врага.

Когда наступил день, Фахад повел меня к краю нашей ложбины, возвышавшейся на пятнадцать футов, и оттуда мы за отлого спускающимся лугом увидели железную дорогу, казалось, почти на расстоянии выстрела. Эта близость являлась крайне неудобной, но люди племени сахр не знали здесь лучшего места.

Нам пришлось провести тут весь день. Каждую минуту передавали какие-нибудь донесения, наши люди бежали смотреть, в чем дело, и низкий вал все время был унизан сомкнутым рядом человеческих голов. Всякий раз, когда мимо проходил патруль, нам приходилось наблюдать за верблюдами, так как, если бы хоть один из них заревел, он выдал бы нас неприятелю.

Вчерашний день казался долгим, но сегодняшний протекал еще медленнее. Мы с Али разрабатывали до последних мелочей порядок нашего набега. Мы просидим в засаде до захода солнца. До рассвета мы должны успеть добраться до Тель-эль-Шехаба, взорвать мост и вернуться сюда от железной дороги. Это означало, что в течение тринадцати часов темноты нам придется сделать по крайней мере восемьдесят миль, кроме кропотливой работы по взрыву. Такой подвиг был выше сил большинства индийских волонтеров, не являвшихся хорошими ездоками и уже загнавших своих верблюдов во время похода от Акабы.

Итак, мы отобрали из их числа шестерых лучших ездоков и посадили на шесть лучших верблюдов. Эту группу вел Гассан-Шах, их офицер и великодушнейший человек. Он решил, что для его небольшого отряда наиболее соответствующим орудием окажется пушка Виккерса. Наша наступательная мощь тем самым весьма значительно понижалась. Чем больше я оценивал наши силы, тем менее удачным казалось мне развитие нашего плана похода на Ярмук.

Люди бени-сахр были отважными бойцами, но мы не доверяли людям сирхан. Поэтому мы с Али решили образовать из бени-сахр штурмовой отряд под начальством Фахада. Некоторые из людей сирхан должны были остаться для охраны верблюдов, а остальные нести гремучий студень при нашей пешей атаке на мост.

Али Ибн эль-Гуссейн взял шестерых из своих слуг. Отряд был укомплектован двадцатью людьми бени-сахр и сорока людьми сирхан.

Мы оставили хромых и слабых верблюдов у Абиада на попечении оставшихся людей с приказанием вернуться перед зарей к Абу-Саване и ожидать там известий от нас.

Сразу после захода солнца мы попрощались с ними и выехали из нашей долины. Наступила темнота, когда мы проехали через первую гряду и повернули на запад к покинутой дороге Пилигримов59, колеи которой были бы нашим лучшим проводником.

Спотыкаясь, мы брели по неровным горным склонам, когда люди впереди нас внезапно бросились вперед. Мы последовали за ними и нашли их окружившими какого-то напуганного бродячего торговца с двумя женами и двумя ослами, нагруженными изюмом, мукой и плащами. Они шли в Мафрак, станцию, находящуюся как раз позади нас. Это было неудобно, и мы велели им сделать на этом месте привал, оставив одного из людей сирхан для надзора за ними. Он должен был отпустить их на рассвете, а сам умчаться к Абу-Саване.

Мы побрели дальше в сгустившемся мраке, пока не увидели мерцания белых борозд дороги Пилигримов. Это была та самая дорога, по которой я скакал из Рабега с арабами в первую ночь моего пребывания в Аравии. С тех пор мы за двенадцать месяцев с боем прошли тысячу двести километров, миновав Медину и Хедию, Дизад, Мудоввару и Маан – и я снова встретил ее.

Какой-то пастух отвлек меня от вычислений, выстрелив из своей винтовки по нашему каравану, который беззвучно приближался к нему. Он промахнулся и убежал, крича от ужаса.

Следующую тревогу подняла залаявшая где-то слева собака, а затем нам неожиданно попался на пути какой-то верблюд. Однако он оказался без всадника и был, очевидно, заблудившимся животным. Мы опять двинулись вперед и поднялись на холм. На вершине его мы остановились.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии