Читаем Семь столпов мудрости полностью

Я отправился в лагерь Фейсала, охваченный неописуемой суетой. Некоторым племенам выдавали месячное жалованье; все получали продовольственный паек на восемь дней; свертывали и укладывали палатки и тяжелое имущество. Шли последние приготовления к броску через пустыню. Я уселся и стал вслушиваться в штабные разговоры. Фаиз эль-Хусейн, бедуинский шейх, турецкий представитель, летописец армянской резни, ныне секретарь; Несиб эль-Бекри, землевладелец из Дамаска, принимавший Фейсала в Сирии, бежавший из своей страны со смертным приговором; брат Несиба Сами – выпускник юридической школы, ныне помощник казначея; Шефик эль-Эйр – бывший журналист, теперь помощник секретаря, белолицый коротышка, хитрый, разговаривавший шепотком, честный патриот, но в личной жизни извращенец и как таковой просто отвратительный коллега, – вот в каком обществе я оказался.

Хасан Шараф, штабной доктор, благородный человек, посвятивший не просто жизнь, но и все свои деньги арабскому делу, с крайним отвращением жаловался на то, что его склянки оказались разбиты вдребезги, а лекарства свалены кучей в аптечный ящик. К нему присоединился Шефик со словами: «Не ожидали ли вы от восстания комфорта?» – и мы посмеялись над контрастом их манер с жалким положением. В подобных отчаянных обстоятельствах банальный юмор перевешивал весь мир изысканного острословия.

Вечером мы с Фейсалом обсуждали детали предстоявших переходов. Первый этап был небольшим – до Семны, где колодцы в пальмовых рощах изобиловали водой. Там предстояло выбрать, каким путем следовать дальше, но сделать это можно было только по возвращении разведчиков с докладом о том, есть ли в запрудах дождевая вода. До следующего колодца шла прямая дорога – шестьдесят миль без воды по побережью, что было слишком много для огромной массы наших пехотинцев.

Сосредоточившаяся в Бир-эль-Вахейде армия насчитывала пять тысяч сто всадников на верблюдах и до пяти тысяч трехсот пеших солдат с четырьмя горными орудиями Круппа и десятком пулеметов, для переброски которых мы располагали тремястами восьмьюдесятью вьючными верблюдами. Вся комплектация была урезана до минимума и оставалась далекой от принятых у турок стандартов. Выступление было назначено на восемнадцатое января, сразу после полудня, и работа Фейсала была закончена строго к обеду. Наша группа являла собою довольно веселую компанию: сам Фейсал, позволивший себе немного расслабиться после напряженной работы в ответственный период подготовки, Абдель Керим, никогда не отличавшийся большой серьезностью, шериф Джабар, Насиб и Сами, Шефик, Хасан Шараф и я. После обеда сложили палатку, и мы пошли к своим расположившимся по кругу, уже навьюченным и под седлами, коленопреклоненным верблюдам, каждого из которых держал за повод невольник. Барабанщик, ожидавший сигнала за спиной командира телохранителей Дахиля, семь или восемь раз ударил в свою литавру, и все кругом затихло. Мы устремили взор на Фейсала. Он поднялся со своего ковра, отдав последние распоряжения Абдель Кериму, ухватился руками за обе луки седла, оперся коленом на бок верблюда и громко произнес: «Да поможет вам Аллах!» Невольник отпустил верблюда, и тот рывком поднялся с колен. Фейсал перекинул через его спину левую ногу, одним движением руки расправил под собой полы бурнуса и уселся в седло.

Не успел верблюд Фейсала сделать первый шаг, как мы вскочили в седла, верблюды свиты разом поднялись на ноги под рев нескольких самых нетерпеливых, тогда как остальные молчали, сохраняя достоинство, как и положено хорошо обученным животным. Только какой-нибудь молодой самец или просто невоспитанный мог заворчать на ходу, но ни один уважающий себя бедуин на такого верблюда не сядет, потому что это ворчание может либо разбудить его ночью, либо выдать в момент внезапной атаки из засады. С первыми резкими шагами верблюдов мы быстро перекинули ноги через передние луки седел и подхватили поводья, чтобы управлять нашими скакунами. Взглянув на Фейсала, мы повернули к нему головы верблюдов и сжимали их плечи босыми ногами, пока они не выстроились в одну линию. Подъехал Ибн Дахиль, огляделся, задержал взгляд в направлении движения и кратко приказал агейлам перестроиться в крылья длиной в двести-триста ярдов по обе стороны, почти вплотную верблюд за верблюдом. Маневр был выполнен немедленно и в точности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии