Наш броневик стоял, глубоко увязнув шинами в пыли. Пока мы ждали вторую машину, солдаты плеснули бензин на песчаный холмик, подожгли его и сварили нам чай – армейский чай, полный листьев, плававших в воде из пруда, желтоватый от добавленного в него сгущенного молока, но приятный для наших пересохших глоток. Пока шло чаепитие, подъехали наши задержавшиеся товарищи и рассказали, что от жары и скорости, с которой они мчались по равнине, у них лопнули две камеры марки «Белдем». Мы напоили их своим горячим чаем. Отхлебывая чай небольшими глотками, они со смехом стирали со своих лиц пыль испачканными в машинном масле руками. Эта серая пыль, застрявшая в выгоревших бровях и ресницах и в каждой поре кожи лица, старила их, ее не было только там, где струйки пота проторили по покрасневшей коже бороздки с темными краями.
Солнце уже опускалось, а нам еще предстояло проехать пятьдесят миль. Выплеснув из кружек остатки чая с осадком, капли которого разлетелись, как шарики ртути, по пыльной поверхности, покрылись пылью и утонули в ее податливой серости, мы направились через разрушенную железную дорогу в Абу-эль-Лиссан, где Джойс, Доуни и Янг сообщили нам последние новости. Все шло неплохо. Действительно, приготовления были закончены, и они были готовы разъехаться: Джойс – в Каир, чтобы побывать у дантиста, Доуни – в Ставку, чтобы сказать Алленби, что мы готовы выполнять его приказания.
Глава 106
Пришедший из Джидды пароход, на котором должен был уехать Джойс, доставил почту из Мекки. Фейсал развернул «Кинг Хусейн газетт» – газету короля Хусейна – и обнаружил в ней заявление короля о том, что неправомерно называть Джафара-пашу генералом, командующим арабской Северной армией, так как такого ранга не существовало. Действительно, в арабской армии не было ранга выше капитана, в каковом шейх Джафар, как и все другие, и исполнял свои обязанности!
Король Хусейн опубликовал свое заявление (не предупредив об этом Фейсала) после того, как прочитал о том, что Алленби наградил Джафара орденом. Сделал он это для того, чтобы досадить арабам северных городов, сирийским и месопотамским офицерам, которых презирал за их распущенность, а также опасаясь, что они добьются успехов. Король понимал, что они сражались не за его верховенство, а за свободу их собственных стран под их собственным управлением. У этого старого человека неконтролируемо росла жажда власти.
Приехав к Фейсалу, разгневанный Джафар подал в отставку. Его примеру последовали наши дивизионные офицеры со своими штабами, командиры полков и батальонов. Я просил их не обращать внимания на чудачества семидесятилетнего старика, отрезанного в Мекке от всего мира, чье величие создали они сами. Фейсал отказался принять их отставки, подчеркнув, что их назначения (поскольку его отец не утверждал их в должностях) исходило именно от него, Фейсала, и что заявление короля дискредитировало только его самого, и никого другого.
Исходя из такого понимания ситуации, Фейсал телеграфировал в Мекку и вскоре получил ответную телеграмму, в которой король назвал его предателем и объявил вне закона. Он ответил депешей, в которой слагал с себя командование акабским фронтом. Его преемником Хусейн назначил Зейда. Зейд сразу же отказался от этого назначения. Шифрованные послания Хусейна пылали гневом, и вся военная жизнь в Акабе внезапно остановилась.
Перед отплытием парохода Доуни позвонил мне из Акабы по телефону и печально спросил, значит ли это, что вся надежда рухнула. Я ответил, что все может быть, все зависит от случайности, но что, возможно, мы выдержим это испытание.
Перед нами было три пути. Первый – оказать давление на Хусейна, чтобы заставить его отозвать свое решение. Второе – продолжать действовать по-прежнему, игнорируя решение короля. Третье – официально объявить о независимости Фейсала от его отца. Как среди англичан, так и среди арабов у каждого подхода были свои сторонники. Мы послали Алленби телеграмму с просьбой загладить инцидент. Хусейн был упрям и коварен, и могли уйти многие недели на то, чтобы вынудить его перестать ставить палки в колеса и признать свою ошибку. В нормальных условиях мы могли бы подождать эти несколько недель, но в настоящее время дело осложнялось тем, что через три дня должна была начаться, если ей вообще было суждено состояться, наша экспедиция в Дераа. Мы должны были изыскать какие-то способы продолжения войны, пока Египет искал бы решения вопроса.