Читаем Семь столпов мудрости полностью

Они были особенно благосклонны к агейлам и получали свое сполна, поскольку наши люди были горячими и очень щедрыми. Я также воспользовался их услугами. Было слишком досадно находиться в полном безделье так близко от Аммана и не попытаться посмотреть на него, и мы с Фарраджем наняли трех веселых цыганочек, завернулись в их одежды и впятером направились в город. Визит прошел успешно, и моим окончательным выводом была уверенность в том, что город следовало оставить в покое. Был и один неприятный момент: около моста, уже на обратном пути, несколько турецких солдат преградили дорогу нашей группе и, приняв всех пятерых за тех, за кого мы себя выдавали, проявили к нам самое дружеское расположение. Мы с самым скромным видом обратились в бегство с проворством, свойственным цыганкам, и скрылись нетронутыми. На будущее я решил вернуться к своей привычке надевать обычную британскую солдатскую форму, направляясь в лагерь противника. Я был слишком нахален, чтобы вызывать подозрение.

После этого я приказал индусам вернуться обратно к Фейсалу и направился туда сам. Мы вышли в дорогу в один из таких ясных дней, когда лучи рассветного солнца пробуждают чувства, а разум, уставший от ночных размышлений, еще спит. В такое утро в течение часа или двух чувства и цвета окружающего мира воздействуют на каждого человека вполне непосредственно и по-своему, не фильтруясь через мысли и, следовательно, не становясь типичными. Они представляются существующими сами по себе, и отсутствие четкого плана и осмотрительных формулировок больше не вызывает раздражения.

Мы ехали на юг вдоль железной дороги, ожидая встречи с индусами, медленно двигавшимися из Азрака. Наш небольшой отряд верхом на призовых верблюдах, не теряя бдительности, стремительно перемещался от одной выгодной позиции к другой. Тихий день позволял нам быстро двигаться напрямик через усеянные кремнем отроги гор, вместо того чтобы тащиться по множеству пустынных троп, которые вели лишь к местам стоянок, заброшенным с прошлого года, если не тысячу или несколько тысяч лет назад, потому что дорога, однажды проторенная в этом царстве кремня и известняка, сохранялась клеймом на лице пустыни так же долго, как долго существовала сама пустыня.

Под Фараифрой мы увидели небольшой патруль из восьми турок, шагавших по полотну железной дороги. Мои люди, посвежевшие после отдыха в Ататире, просили у меня разрешения напасть на них. Я подумал было, что это совершенно излишне, но уступил их настроениям. Самые молодые мгновенно ринулись галопом вперед. Остальным я приказал остановиться на полотне, чтобы вынудить противника выйти из укрытия за дренажной аркой. Зааги, находившийся в сотне ярдов справа от меня, мгновенно свернул в сторону. Через секунду за ним последовал Мохсин со своим отделением, а мы с Абдуллой двинулись по нашей стороне, чтобы напасть на противника одновременно с другими с двух флангов.

Фаррадж, ехавший впереди всех, не мог услышать наших криков и обратить внимание на предупредительные выстрелы над его головой. Он оглядывался, чтобы иметь представление о нашем маневре в целом, но продолжал бешено мчаться к мосту, у которого оказался раньше, чем Зааги и его группа перешли через железную дорогу. Турки прекратили огонь, и мы решили, что они ушли в безопасное место по другую сторону полотна. Но когда Фаррадж натянул поводья перед входом под арку, прозвучал выстрел, и нам показалось, что он либо упал, либо соскочил с седла и исчез из виду. Через некоторое время Зааги занял позицию на насыпи, и его отделение сделало двадцать или тридцать яростных выстрелов, как если бы противник все еще оставался там.

Меня очень тревожила судьба Фарраджа. Его невредимый верблюд неподвижно стоял в одиночестве около моста. Возможно, Фаррадж был ранен, а может быть, преследовал противника.

Я не мог поверить в то, что он намеренно скакал к туркам и остановился, словно достигнув цели. Но все выглядело именно так. Я послал Фехейда к Зааги и велел им как можно скорее пройти с другой стороны насыпи, а сами мы устремились быстрой рысью прямо к мосту.

У моста мы оказались одновременно и обнаружили там убитого турка и Фарраджа с ужасной раной в туловище, лежащего рядом с аркой на том самом месте, где он упал с верблюда. По-видимому, он был без сознания, но, когда мы спешились, приветствовал нас и тут же умолк снова, отдавшись тому состоянию одиночества, которое приходит к раненым, чувствующим близость смерти. Мы разорвали его одежду и беспомощно смотрели на страшную рану. Пуля прошла навылет и, похоже, повредила позвоночник. Арабы тут же сказали, что жить ему осталось всего несколько часов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии