Семь столпов мудрости

Однако дождь давно прекратился, и на ветру стала высыхать наша одежда; мы продолжали упорно двигаться на север и к вечеру доехали до небольшой речки Басты. Это означало, что мы делали больше мили в час. Опасаясь, что на следующий день и мы, и наши верблюды будем слишком усталыми, чтобы двигаться с такой же скоростью, я решил перейти ее вброд. Речка вздулась от дождей, и верблюды уперлись, отказываясь войти в воду. Нам пришлось спешиться и перевести их на другой берег в поводу, шагая по пояс в ледяной воде.

Над горами ветер бушевал, как враг, рвавшийся на приступ, и около девяти часов все, стеная, повалились на землю, отказываясь двигаться дальше. Я и сам чуть не плакал, сдерживаясь только из нежелания поддаться охватившей всех слабости. Мы уложили своих девятерых верблюдов фалангой и улеглись между ними относительно удобно, прислушиваясь к жесткому шелесту высохших водорослей, перекатывавшихся под ветром по берегу. Ощущение было такое, будто это шелестели волны по бортам корабля, на котором мы плыли в ночи. Яркие звезды вспыхивали в разрывах проносившихся над нашими головами облаков, и от этого казалось, что непрерывно менялись места и конфигурация созвездий. У каждого из нас было по два армейских одеяла и по кругу печеного хлеба, и мы, чувствуя себя защищенными от основных неприятностей, хорошо выспались в грязи и холоде.

Глава 89

На рассвете мы, отдохнувшие и повеселевшие, продолжили путь. Погода улучшалась, и сквозь рассветную серую мглу все яснее становились видны унылые, поросшие полынью горы. На их склонах просматривались голые известняковые ребра этой очень древней земли. По котловинам между ними ехать стало труднее из-за грязи. Затянутые туманом долины превратились в медлительные потоки тающего снега, и скоро он снова густо повалил мокрыми хлопьями. К полудню, похожему на сумерки, мы доехали до безлюдных развалин Ордоха. Над ними то поднимался, то снова затихал ветер, и медленно двигавшиеся в небе гряды туч обдавали нас мелкими зарядами снега.

Я надеялся избежать встречи с бедуинами, находившимися между нами и Шобеком, но наши спутники-ховейтаты вели нас прямиком к своему лагерю. За семь часов мы проехали шесть миль, и они дошли до полного изнеможения. Оба солдата из племени атейба не просто выдохлись, но и полностью пали духом и прямо-таки по-бунтарски стояли на том, что никакая сила на свете не заставит их отказаться от отдыха в палатках этого племени. Мы долго спорили об этом на обочине дороги.

Что касается меня, то я чувствовал себя вполне бодрым и довольным и возражал против того, чтобы воспользоваться гостеприимством этих бедуинов. Полное отсутствие денег у Зейда было прекрасным предлогом попытаться помериться силами с эдомитской зимой. До Шобека было всего десять миль, и оставалось еще пять часов светового дня. И я решил продолжить путь в одиночестве, считая, что буду в полной безопасности, так как в такую погоду ни один турок и ни один араб не выйдут из палатки и встречи в пути исключаются. Я взял у Серджа и Рамейда четыре тысячи фунтов и отругал их за трусость, хотя в действительности они трусами вовсе не были. Дыхание Рамейда прерывалось частыми всхлипываниями, а нервозное состояние Серджа проявлялось в том, что из его груди в такт покачиванию верблюда вырывался жалобный стон. Они что-то бормотали в беспомощном гневе, когда я отпустил их и уехал.

Правду сказать, у меня была самая лучшая верблюдица. Превосходная Водейха играючи шла вперед под добавочным грузом золота. На ровных участках я ехал в седле, на подъемах же и спусках мы скользили рядом друг с другом, не без комических ситуаций, которые она, казалось, оценивала не хуже меня.

К заходу солнца снегопад прекратился. Спускаясь к реке Шобеке, мы увидели на противоположном склоне коричневую тропу, выводившую путника к деревне. Я попытался проехать кратчайшим путем, напрямик, но замерзшая грязь меня обманула, я стал проваливаться сквозь тонкую ледяную корку (края ее обломков были остры, как ножи) и увяз настолько, что испугался, как бы не пришлось провести там всю ночь, то утопая, то выбираясь из этой грязи или полностью увязнув в ней, что было бы равносильно смерти.

Почуявшая опасность Водейха, отказавшись ступить в эту трясину, стояла в растерянности на кромке твердой суши и печально смотрела на мою борьбу с болотом. Однако мне удалось, ухватившись за повод, убедить ее подойти ко мне поближе. Тогда я резко выбросился спиной на поверхность хлюпавшей топи и, нашарив у себя за головой ногу верблюдицы, вцепился в шерсть над ее копытом. Она испугалась, резко отпрянула назад и вырвала меня из трясины. Мы осторожно двинулись вдоль русла к безопасному месту и там перешли на другой берег, после чего я не без колебаний полез в воду и смыл с себя тяжелый груз налипшей глины.