Читаем Семь столпов мудрости полностью

Мифлех был в отчаянии и даже думал, что я намеренно дал поезду уйти, а когда серахины узнали истинную причину, они заметили: «Нам не везет» – и с исторической точки зрения были правы. Но они придавали этим словам значение пророчества, и я саркастически припомнил им их храбрость на мосту неделю назад, намекая на то, что племя могло бы предпочесть охрану верблюдов. Немедленно поднялся страшный шум, серахины яростно напустились на меня, а воины из племени бени сахр встали на мою защиту. На шум прибежал Али.

Когда мы угомонились, первоначальное уныние наполовину позабылось. Али благородно поддержал меня, хотя бедняга был синим от холода и весь дрожал в приступе лихорадки. Он, задыхаясь, заметил, что их предок Пророк наделил шерифов даром провидения и поэтому он, Али, знал, что везенье возвращается. Слышать это им было приятно, и моим первым вкладом в будущую удачу было то, что я под дождем, не имея никакого другого инструмента, кроме кинжала, вскрыл корпус подрывной машинки и еще раз убедился в том, что электрическое устройство работало правильно. Мы вернулись к своему бдению у проводов, но ничего не происходило, и с наступлением вечера снова слышались громкие, пронзительные крики посреди всеобщего ворчания. Поезда все не было. Все кругом слишком промокло, чтобы можно было разжечь костер и приготовить еду. Единственным нашим запасом была верблюжатина. В ту ночь сырое мясо никого не соблазняло, и, таким образом, все наши животные дожили до следующего дня.

Али лежал на животе, пытаясь усмирить свою лихорадку. Его слуга Хазен отдал хозяину свой плащ, чтобы он мог накрыться потеплее. Я также не остался в стороне. Едва я приютил Хазена под своим плащом, как обнаружил, что по нему заползали мириады паразитов. Оставив ему плащ, я спустился по склону, чтобы подсоединить подрывную машинку, и после этого провел всю ночь там, на насыпи, один, под пение телеграфных проводов, даже не думая о том, чтобы уснуть, – так мучителен был холод. За долгие часы ничего не произошло, а мокрый рассвет показался мне еще более невыносимым, чем обычно. Мне были до смертельной тошноты отвратительны Минифир, железные дороги, ожидание и подрыв поездов. Я поднялся наверх, в расположение основной части отряда, когда на полотне железной дороги показался утренний патруль. Небо чуть посветлело. Проснулся Али, чувствовавший себя гораздо лучше, и нас ободрил его воспрянувший дух. Невольник Хамуд накануне нарезал из мокрого хвороста палочки и, спрятав на своем теле под одеждой, продержал их там всю ночь. Они стали почти сухими. Мы срезали несколько тонких полосок с куска динамита, и его горячее пламя позволило разгореться костру, а сухуры тем временем быстро закололи чесоточного верблюда, лучшего из оставшихся наших верховых животных, и принялись траншейными лопатками рассекать его на порции.

В этот самый момент наблюдатель с северного поста прокричал о приближении поезда. Забыв про костер, мы, задыхаясь, совершили бросок в шестьсот ярдов вниз по склону и дальше к нашей прежней позиции. Из-за поворота с громким свистом приближался поезд – великолепный состав с двумя паровозами и двенадцатью пассажирскими вагонами, на всех парах преодолевавший подъем. Я подорвал мину под первым ведущим колесом первого паровоза. Грянул ужасающий взрыв. Мне в лицо ударила черная земля, я почувствовал, как меня подхватил смерч и опустил обратно, с разорванной до плеча рубахой, а по руке из длинных рваных царапин стекала, капая на землю, кровь. Между моими коленями лежала подрывная машинка, смятая под искореженным железным листом, покрытым сажей. Прямо передо мной валялась ошпаренная кипятком, дымящаяся верхняя половина человеческого тела. Сквозь пар и пыль от взрыва я посмотрел наверх, и мне показалось, что на первом паровозе вообще не было котла.

Я тупо подумал, что пора поспешить на помощь, но, едва пошевелившись, почувствовал сильную боль в правой ноге и понял, что могу двигаться, только сильно хромая; к тому же не проходило головокружение. Вскоре голова моя пришла в порядок, и я заковылял в направлении верхней долины, откуда арабы вели беглый огонь по переполненным вагонам. Снова закружилась голова, но я подбадривал себя, не переставая твердить по-английски одну и ту же фразу: «О, лучше бы этого не случилось».

Когда противник стал отвечать на наш огонь, я был уже почти на полпути от своих. Али видел, как я упал, и, подумав, что я тяжело ранен, устремился ко мне на помощь вместе с Турки и с двумя десятками его слуг и людей из племени бени сахр. Турки заметили это и семерых из них убили за несколько секунд. Другие рванулись ко мне – готовые модели для любого скульптора. Их широченные белые хлопчатобумажные штаны, напоминавшие колокола, охватывали стройные талии и лодыжки, а лишенные растительности коричневые тела и локоны, туго заплетенные у висков в виде длинных рогов, делали их похожими на танцовщиков русского балета.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии