Читаем Семь столпов мудрости полностью

Когда мы вышли на более твердый участок, на поверхность которого выступали обломки камней, к шуму водопада прибавился новый, лязгающий звук поезда, медленно приближавшегося со стороны Галилеи. Реборды колес пронзительно визжали на закруглениях пути, и над ущельем поднимались клубы пара от тяжело пыхтевшего паровоза. Серахины отставали. Их вел за нами Вуд. Мы с Фахдом взяли правее и в свете огня от паровозной топки увидели открытые платформы с людьми в хаки, возможно пленными, ехавшими в Малую Азию.

Мы прошли немного дальше и наконец увидали внизу, в бездонной черноте долины, что-то еще более черное, а у другого конца – вспыхивавший и гаснущий свет. Мы остановились, чтобы получше рассмотреть его в бинокли. То был мост, представший перед нашими глазами с этой высоты как будто на карте, с палаткой для охраны, стоявшей под темной стеной противоположной насыпи, над которой гнездилась деревня. Все было объято тишиной, нарушавшейся лишь шумом потока, и неподвижно, кроме пляшущего пламени костра перед палаткой. Вуд, чьей единственной обязанностью было повести группу дальше в случае моей гибели, изготовил индусов для обстрела палатки охраны, если этого потребовали бы обстоятельства. Али, Фахд, Мифлех и остальные с людьми племени бени сахр и с носильщиками динамита двигались дальше, пока мы не нашли тропу к ближайшему устою моста. Мы цепочкой пробрались по ней незамеченными, так как наши коричневые плащи и испачканные рубахи отлично сливались с высившимся над нами массивом известняка и с уходившими вниз обрывами, и спустились к рельсам прямо перед началом закругления пути, ведшего к мосту. Там все остановились, а мы с Фахдом поползли дальше. Мы добрались до опоры моста и продолжали двигаться, пряча лица в тени от рельсов, пока почти не уткнулись в серый скелет подвесной фермы. В шестидесяти ярдах от нас, на противоположной стороне ущелья, мы увидели одинокую фигуру часового на фоне другого устоя. Пока мы смотрели на него, он принялся расхаживать взад и вперед перед своим костром, ни разу не ступив ногой на сооруженный на головокружительной высоте мост. Я лежал и смотрел на него как зачарованный, как если бы забыл о нашем плане или чувствовал бы себя совершенно беспомощным, тогда как Фахд пополз назад вдоль стенки опоры, туда, где она ясно выступала из склона горы.

Это было плохо, так как я хотел подорвать саму ферму. И я пополз за носильщиками динамита. Прежде чем я дополз до них, раздался громкий стук упавшей и с грохотом покатившейся с высоты винтовки. Часовой остановился и оглянулся на этот звук. Он увидел высоко наверху, в свете медленно поднимавшейся луны, заливавшем ущелье и превращавшем это зрелище в прекрасную картину, пулеметчиков, перебиравшихся на новую позицию в отступавшую тень. Он громко закричал, потом поднял винтовку и выстрелил, продолжая звать караул. Возникло полное замешательство. Невидимые люди бени сахр, пригнувшись, бежали по узкой тропе над нашими головами, беспорядочно стреляя. Охрана моста бросилась в траншеи и открыла беглый огонь по вспышкам от выстрелов наших винтовок. Индусы, захваченные врасплох на ходу, не смогли изготовить к бою свои «виккерсы» и обстрелять палатку до того, как она опустела. Перестрелка стала всеобщей. Залпы турецких винтовок, отдававшиеся эхом в узком ущелье, сопровождались ударами пуль в скалы за спинами нашего отряда. Серахинские носильщики знали от моих телохранителей, что динамит от попадания пули взрывается, и когда вокруг засвистели пули, они побросали его в пропасть и убежали. Али бросился к нам с Фахдом на затемненный уступ, где мы оставались незамеченными, но были в руках противника, и объявил, что динамит теперь покоится где-то на дне ущелья.

О том, чтобы доставать его оттуда посреди ада завязавшейся перестрелки, не могло быть и речи, и мы благополучно поднялись по горной тропе через завесу турецкого огня на вершину. Там мы обнаружили недовольных Вуда и индусов, сказали им, что все кончено, и поспешили обратно к каменной пирамиде, где серахины уже карабкались на своих верблюдов. Мы, как могли, быстро последовали их примеру и погнали верблюдов резвой рысью, пока турки громогласно обсуждали случившееся на дне долины. Жители ближайшей деревни Турры услышали шум и тут же присоединились. Проснулись и другие деревни, по всей равнине замелькали огни.

В своем стремительном движении мы настигли группу крестьян, возвращавшихся из Дераа. Серахины, огорченные и раздраженные ролью, которую им пришлось сыграть (или тем, что я мог бы назвать поспешным отступлением), затеяли ссору и обобрали их дочиста.

Несчастные, подхватив своих женщин, обратились в бегство с душераздирающими мольбами о помощи. Их вопли, разбудившие всех в округе, услышали в Ремте. Оседлавшие верблюдов мужчины вернулись, чтобы напасть на нас с фланга, и на протяжении нескольких миль вокруг нас звучали ружейные залпы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии