Читаем Семь столпов мудрости полностью

Ауда устраивал рейды при первой возможности, и настолько масштабные, насколько это было ему под силу. Во время своих экспедиций он побывал в Алеппо, Басре, Ведже и в Вади-Давасире, но воздерживался от враждебного отношения почти ко всем племенам пустыни, и это позволяло ему пользоваться для рейдов огромным пространством. При организации своих набегов он проявлял хитрость и горячность, но и в самых безумных его подвигах присутствовал фактор взвешенной оценки происходящего. Его терпение при проведении операции было непостижимым, он принимал и игнорировал советы, критику и брань с тою же неизменной улыбкой, каким было его очарование. Если же он гневался, то не контролировал себя, он взрывался припадком потрясающей злобы, чтобы успокоиться лишь после того, как убивал. В такие минуты он становился диким зверем, и люди избегали попадаться ему на глаза. Ничто на свете не могло заставить его изменить свое мнение или повиноваться приказу сделать что-то, хоть самое малое, чего он не одобрял. С чувствами людей он в сложных обстоятельствах не считался.

Он воспринимал жизнь как сагу о подвигах героев. Все события в ней были значительны, все персонажи, вместе с которыми он действовал, были героями. Голова его была полна поэм о былых набегах, эпических сказаний о битвах, и он изливал их на первого попавшегося слушателя. Если бы слушателей не оказалось, весьма вероятно, что он пел бы себе самому своим громовым глубоким голосом. Он не контролировал свои уста и постоянно третировал друзей. О себе он говорил всегда в третьем лице и был настолько уверен в своей репутации, что любил громко рассказывать истории не в свою пользу. Временами он казался одержим дьяволом злобности и мог в публичном собрании придумать и высказать под присягой ужасные вещи о частной жизни своих гостей или хозяев, при всем этом был скромен, непосредствен, как дитя, прям, честен, добросердечен и горячо любим теми, кому доставлял больше всего неприятностей, – своими друзьями.

Палатка Джойса стояла недалеко от берега, рядом с рассредоточенными частями египетских войск, во внушительном ряду больших и маленьких армейских палаток. Мы говорили с ним о том, что уже сделано, и о предстоящих делах. Все наши планы были по-прежнему сосредоточены на железной дороге. Ньюкомб и Гарланд вместе с шерифом Шарафом и Мавлюдом находились под Муаддамом. С ними было много билли, пехотинцев на мулах, орудий и пулеметов, и они надеялись взять форт и находившуюся поблизости железнодорожную станцию. После этого Ньюкомб собирался двинуть всех людей Фейсала вперед, почти к самому Медайн-Салиху, захватить и удерживать часть линии, чтобы полностью отрезать Медину и вынудить ее к скорой сдаче. Уилсон двигался на помощь этой операции, а Дэвенпорт должен был усилить арабское наступление таким количеством египетских войск, которое он смог бы транспортировать.

Всю эту программу я считал необходимой для дальнейшего продвижения арабского восстания после взятия Веджа. Часть этой программы я спланировал и организовал сам. Но теперь, поскольку лихорадка и дизентерия, настигшие меня в лагере Абдуллы, дали время поразмыслить над стратегией и тактикой ведения этой не отвечавшей никаким правилам войны, мне казалось, что не только детали, но и весь план был ошибочным. Поэтому моей задачей стало объяснить свои изменившиеся идеи и, если это возможно, убедить моих начальников принять мою новую теорию.

Я начал с трех предложений. Первое состояло в том, что нерегулярные войска не должны наступать на города и тем самым вынуждать противника к принятию решений. Второе предполагало, что они в такой же мере не способны оборонять какую-то линию или пункт, в какой и штурмовать их. Третье исходило из того, что их достоинства следует использовать в глубине, а не на передовой линии.

В основе арабской войны лежала незыблемая география, тогда как турецкая армия была привнесенной случайностью. Нашей целью было находить слабейшие материальные связи противника и заниматься только этим, пока все они со временем не окажутся разорваны. Наш крупнейший ресурс – бедуины, на которых должна опираться наша война, были не годны для регулярных военных операций, но их достоинствами были мобильность, стойкость, уверенность в себе, знание местности, разумная смелость. Даже такой фактор, как их рассредоточенность, во время операции приобретал решающее значение. Поэтому мы должны максимально растягивать фронт, навязывать туркам пассивную оборону на возможно более протяженных рубежах, потому что это с материальной точки зрения было для них наиболее дорогостоящим вариантом войны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии