Семь столпов мудрости

За ашрафами колыхался в воздухе темно-красный флаг нашего последнего отряда бедуинов, из племени рифаа, под командой Ауди ибн Зувейда, старого льстивого пирата, в свое время разграбившего миссию Штотцингена и побросавшего в море под Янбо вместе с его радиостанцией всю индийскую обслугу. Надо думать, акулы пренебрегли радиостанцией, но мы потратили впустую много часов, пытаясь отыскать ее на дне гавани. На Ауди по-прежнему была длинная, богатая, подбитая мехом немецкая офицерская шинель – одежда, мало подходившая к здешнему климату, но, как он любил повторять, «великолепный трофей». У него было около тысячи солдат, три четверти из них – пехотинцы. Замыкал колонну начальник артиллерии Расим с четырьмя старыми крупповскими пушками на вьючных мулах, пребывавшими в том же состоянии, в каком мы приняли их от египетской армии.

Расим, язвительный уроженец Дамаска, почти истерически хохотал в самых сложных обстоятельствах, но раздраженно глядел исподлобья, когда дела шли хорошо. В тот день в наших рядах пронесся тревожный ропот, потому что рядом с Расимом скакал Абдулла эль-Делейми, командир пулеметного взвода, расторопный, умный, несколько поверхностный, но вполне симпатичный офицер, достаточно профессиональный, чьим любимым развлечением было находить и растравлять в сердце Расима какую-нибудь незаживающую язву до тех пор, пока взрывная волна его злобы не накроет Фейсала или меня. Сегодня я помог ему в этом с улыбкой, сообщив Расиму, что мы будем двигаться с интервалами в четверть дня пути с эшелонированием по родам племен. Расим взглянул на кустарник, промытый дождем, капли которого все еще сверкали в лучах закатного солнца, в красном зареве опускавшегося в волны под потолком облаков, перевел взгляд на дикую толпу бедуинов, гонявшихся за птицами, зайцами, гигантскими ящерицами и тушканчиками, а то и просто друг за другом, и угрюмо согласился, заметив, что скоро и сам превратится в дикаря и эшелонируется на полдня пути спереди и сзади, лишь бы избавиться от мух.

Когда мы снимались с бивуака, кто-то из седла подстрелил зайца, после чего Фейсал запретил эту беспорядочную опасную охоту, и теперь зверьков, выпрыгивавших из-под копыт верблюдов, глушили палками. Было забавно смотреть на внезапно возникавший переполох в строю: поднимался крик, несколько верблюдов резко отклонялись от общего курса, а их всадники спрыгивали на землю и остервенело лупили вожделенную живность. Фейсал радовался, что в рационе солдат появилось вдоволь мяса, но возмущался в душе, что бесстыдные джухейнцы едят ящериц и тушканчиков.

Мы ехали по ровному песку среди колючих деревьев, которые были здесь крупными и сильными, потом вышли к морскому берегу и повернули на север по широкой, хорошо утрамбованной египетскими паломниками дороге. Она шла в пятидесяти ярдах от кромки берега, и мы могли двигаться по ней, выстроившись в тридцать или сорок распевающих шеренг. От холмов выдавался на четыре-пять миль старый пласт полузасыпанной песком лавы, образовавший мыс. Дорога шла напрямик через него, но на обращенном к нам склоне виднелось несколько глинистых площадок, на которых в последних лучах доходившего с запада света блестели неглубокие лужи воды. Это было предусмотренное место ночлега, и Фейсал подал знак остановиться. Мы сошли с верблюдов, и кто растянулся на песке, кто просто сел, остальные отправились до ужина к морю, в которое плюхнулись, как рыбы, сотни визжащих, брызгающихся голых мужчин всех существующих на земле цветов кожи.

Ужина мы ожидали с нетерпением: кто-то из джухейнцев после полудня подстрелил для Фейсала газель. Ее мясо показалось нам вкуснее всякого другого в пустыне, потому что, как бы ни была выжжена земля и сухи колодцы, оно было жирным и сочным.

Трапеза оправдала наши ожидания. Мы с Ньюкомбом рано отправились в палатку с ощущением тяжести в желудке, однако едва успели растянуться, чтобы уснуть, как нас поднял шум от волны дикого возбуждения, прокатившейся по рядам: выстрелы, крики, толчея сорвавшихся с привязи верблюдов. Какой-то запыхавшийся невольник просунул голову под полог палатки с криком: «Новости, новости! Эшреф-бея поймали!» Я вскочил и, расталкивая толпу солдат, устремился к палатке Фейсала, уже окруженной друзьями и слугами. Рядом с Фейсалом сидел с победным видом казавшийся неестественно собранным среди всеобщего возбуждения Раджа – бедуин, приехавший с приказом Абдуллы выступить на Вади-Аис. Фейсал сиял, и глаза его набухли слезами радости, когда он поднялся с места и, перекрывая возбужденные голоса, крикнул мне: «Абдулла захватил Эшреф-бея!» И тогда я понял, что произошло великое и радостное событие.