Семь смертных грехов

– Эй, поп! – крикнул кто-то из другого угла кабака и начал пробираться сквозь толпу.

Когда незнакомец подошел поближе, брат Макарий узнал пана Тшаску. Не ожидая приглашения, тот уселся за его стол.

– Каким ветром тебя занесло? – воскликнул пан Тшаска, заглядывая в жбан. – Тебя мне сам бог посылает!

– Я всегда там, где во мне нуждаются, – ответил брат Макарий.

– Я вижу, ты не брезгуешь местами, где можно горло промочить, – продолжал пан Тшаска. – Мало тебе, стало быть, слова божьего?

– Я, брат, всегда стараюсь быть там, где люди грешат, чтобы оказать им помощь и вселить в них надежду.

Пан Тшаска нахмурился и хлопнул себя по боку, где висела сабля.

– Ты что, поп, сказал – «брат»?! Может быть, в этом шуме я ослышался?

– Нет, брат, ты расслышал хорошо.

– Брат?

– Брат.

– Да как ты смеешь, монастырская крыса, так разговаривать со шляхтичем?

– А разве, дорогой брат, твой славный пан назвал тебя хоть раз братом?

Пан Тшаска был несколько озадачен таким маневром квестаря, но, по-видимому, ничего не смог придумать в ответ и печально сказал:

– Нет, никогда.

– Но если тебя пан ни разу не назвал братом, разве ты его не достоин? Ведь поскольку я тебя так называю, значит, ты достоин.

– Что-то я ничего в толк не возьму. Знаю лишь одно: мой пан – это пан, и все тут.

– А чем же он от тебя, шляхтича, отличается?

– Вот еще вопрос! Да всем. Запомни это, мерзкий поп.

– А у него десять пальцев на руках?

Шляхтич захлопал глазами и замолчал, пытаясь представить руки своего господина.

– Да, пожалуй.

– Ну и у тебя столько же.

Пан Тшаска посмотрел на свои руки и, растопырив короткие, узловатые пальцы, стал их про себя пересчитывать.

– Столько же.

Квестарь почесал мучительно зудевшую бородавку и ласково спросил:

– А у твоего пана есть деточки?

– Целых пятеро, разрази меня гром.

– А ты можешь похвалиться своими, брат?

– Ого! Еще как! Моя супруга недавно двенадцатого мне подарила.

– Стало быть, и у того и у другого есть все, благодаря чему Речь Посполитая не может пожаловаться на недостаток граждан. Может быть, твоему пану эта работа не по душе?

– Что ты, напротив!

– Таким образом, брат, вот тебе простое доказательство того, что мы братья, и ничего тут не поделаешь.

– Ладно, поп, убедил. Но все же впредь называй меня «пан брат».

Тут Тшаска наполнил кубки и, расправив усы, погрузил в вино мясистые губы.

– Усвоил, брат, мои доказательства?

– У-гу, почтеннейший.

– Ну вот, так-то лучше, – заявил брат Макарий и чокнулся со шляхтичем. – Вижу, что ты на лету усваиваешь основы философии. Шляхтич фыркнул, как напуганный конь, поднял кубок и чокнулся с квестарем.

– Эхма, пей не жалей, где пьют, там и льют!

Брат Макарий выпил и тут же поспешно наполнил свой кубок, затем, страшно фальшивя, запел басом:

– Сла-сла-сла-сла-ва!

Выпив, оба вздохнули, словно после тяжелой работы, а пан Тшаска, покручивая старательно обсосанный ус, заметил:

– Нет ничего лучше духовных песен.

– Правильно, – подтвердил квестарь. – В этих песнях подлинное вино жизни.

Пан Тшаска заглянул в жбан, опрокинул его и, когда оттуда вытекла одна-единственная капля, стукнул кулаком по столу:

– Эй, девка, как же ты оставила нас с пустой посудой? Где у тебя совесть?

Маргося в это время пыталась вырваться из рук купцов, шумевших на весь кабак и пытавшихся обстоятельно изучить ее прелести. Она дала знак пану Тшаске, что сейчас придет и полностью выполнит все его желания, и, поддернув стеснявшую ее движения юбку, смазала одного по физиономии, стукнула другого по затылку, а третьему дала пинок под зад. Купцы, потирая поврежденные места, утихли, как ягнята, тем более что пан Майер грозно посматривал из-за двери. А за этой дверью, как было всем известно, сидел дюжий слуга, исключительный силач, который собирал подвыпившую братию, как пучок редиски, и выбрасывал на улицу. Достаточно было хозяину мигнуть глазом, как Стасько бурей проносился по кабаку и всыпал как следует бездельникам, скандалившим в заведении его патрона.

– Ну и девка! – сказал пан Тшаска, заглядывая к ней за корсаж, где красовались две упругие округлости. Маргося не только не противилась этой экспертизе, но, напротив, принимала такие позы, что шляхтич мог произвести свои исследования самым детальным образом.

– А ты, поп, наверное, считаешь, что посмотреть на эти созревшие яблочки великий грех?

– Ничто из сотворенного не может быть грехом, если только оно не превышает нормальных размеров и не нарушает общих законов гармонии.

– Значит, эта девка достойна небес? Она сложена вполне аккуратно и красива на редкость.

Брат Макарий рассмеялся.

– Этого нельзя сказать. Небеса так далеко отсюда, что по пути туда пропорции могут еще измениться.

– Хе-хе, – рявкнул пан Тшаска, – что верно, то верно. Надо сказать этой моей жене, пани Тшасковой, а то она разжирела, к примеру сказать, как свинья, и думает, что непрерывное высиживание в костеле поможет ей взобраться на небо. Как же, держи карман! Она, бедняжка, считает, что там только ее и ждут. Да она врата райские разворотит до основания.