Семь смертных грехов

– Вот это недопустимо, – вставил квестарь, – ведь души, находящиеся в чистилище, через поломанные ворота преждевременно попадут в рай, сея там смуту и соблазн. И никакого порядка там не будет.

– Верно, – подтвердил пан Тшаска, – впрочем, только дураки полезут туда, куда заберется моя половина. Покоя ведь от нее не будет.

Так они вели приятную беседу. Вдруг на улице поднялся страшный шум, и в кабачок ворвались люди с криком:

– Прокаженный! Прокаженный!

Среди гостей поднялась паника… Покатились по полу кубки, из опрокинутых жбанов потекло вино.

Брат Макарий быстро нахлобучил на голову капюшон и схватился за нос, прикрыв волосатой рукой бородавку. Люди, принесшие столь мрачное известие, подбежали к нему, но квестарь повернулся спиной и, нагнувшись, сделал вид, будто копается в мешке.

– Отец святой! – раздался над ним чей-то голос. – Отец святой! Спаси нас от заразы! Надо по-божьему отправить несчастного подальше от людей.

– У-гу-ум, – бормотал брат Макарий.

– Отец, спаси наших детей от погибели!

Пан Тшаска дрожал в углу, боясь даже взглянуть на вошедших. Брат Макарий понял, что надо уходить. Ему, однако, не терпелось узнать, почему пан Тшаска разыскивал его.

– Что ты хотел от меня, брат? – хрипло спросил он перепуганного шляхтича.

– Ничего, ничего, – блеял пан Тшаска.

– Скажи, брат.

– Уйди, уйди! – замахал руками шляхтич, отгоняя от себя квестаря.

Пришедшие теребили брата Макария за рукав, но он не поднимался.

– Если утаишь от меня свои мысли, не миновать тебе заразы.

Пан Тшаска сжался в комочек и пропищал, как крыса:

– Смилуйся, отец, не погуби! – Тут он сорвал с себя саблю, мешавшую ему забиться поглубже в угол, и бросил ее на пол.

– Говори, брат.

– Мой господин хотел, чтобы ты пришел к нему. Он…

– Ах, вот что, – успокоился брат Макарий. – Ну, я еще сегодня исполню его желание. А теперь, брат, пойдем.

– Отойди и сгинь!

– Э, брат, ты все шуточки шутишь, – рассердился брат Макарий. – Ведь надо же помочь несчастному.

Взволнованные гости, сидевшие в кабачке, и те, кто прибежал с улицы, толпились около них с раскрасневшимися лицами, полные страха и любопытства. Глубоко надвинутый на глаза капюшон монаха, его приглушенный, неестественный голос усиливали впечатление. Все в ужасе крестились.

«– Дьявол появился в карете, запряженной шестериком, и поразил нас моровой язвой, – решительно заявил низенький пан в желтом кунтуше. – Я сам видел, как он ехал.

– Ты видел? – изумились остальные.

– Слово шляхтича, – бил себя в грудь пан, – а у коней из-под хвоста так огонь и валил. Своими глазами видел.

Квестарь все-таки добрался до пана Тшаски и насильно вытащил его из угла. А так как брат Макарий обладал незаурядной силой, то шляхтич выскочил оттуда, как пробка.

– Вот что, почтенный, – сказал квестарь, поставив его перед собой, – тому, кто выпил столько, сколько мы с тобой, заразы бояться нечего. – И он подтолкнул пана Тшаску к выходу.

Все гурьбой повалили за ними. Шляхтич озирался кругом и испуганно поглядывал на квестаря, но тот не обращал на него внимания и энергично шагал вперед, перебрасывая мешок с одного плеча на другое. У ратуши стража охраняла несчастного. Он стоял у стены, окруженный стражниками, направившими на него алебарды. В нескольких шагах клокотала разъяренная толпа. Люди грозили кулаками, а школяры бросались грязью и изрыгали омерзительные ругательства. Больше всего изощрялись нищие – хромые калеки на костылях, слепцы, возбуждавшие жалость своими открытыми гноящимися ранами, всклокоченные мегеры, клянчившие около костелов, омерзительные попрошайки, гнусавившие молитвы. Даже покрытые коростой глухонемые что-то угрожающе мычали.

Брат Макарий попробовал протиснуться через толпу к страже.

– In nomine patris, – возглашал он, стараясь перекрыть яростные крики.

Когда люди заметили фигуру с нахлобученным капюшоном, шум немного утих.