Семь смертей Лешего

И если капитан Шалмин, горожанин от рождения, проживший всю жизнь в городе, скептически относился к подобного рода россказням, и прочим перлам народного творчества, то о других этого сказать было нельзя. Ему, волею высокого начальства назначенному служить в таежную глухомань трудно, а порой просто невозможно было понять уроженцев здешних мест, что словно малые дети, верили во все эти суеверия. Верили они и в россказни об аномалии, в истории, впитанные с молоком матери. И в этой вере их невозможно было переубедить.

Другого, от здешних дремучих мужиков, трудно было ожидать и с этим приходилось мириться. Городских парней, облаченных в военную форму, было невозможно заманить на службу в эти дремучие места. Не прельщало их и высокое денежное довольствие. Они предпочитали служить за гораздо меньшие деньги, но зато дома, в кругу семьи, наслаждаясь всеми благами цивилизации, услугами и развлечениями большого города. Не прельщала их и увеличенная выслуга лет, а значит досрочная пенсия, не привлекали и льготы, щедро раздаваемые советской властью. Не смотря на все ухищрения властей, желающих по доброй воле гробить жизнь в дремучих лесах, в местах, лишенных элементарных благ цивилизации, не находилось. И поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть на местах.

Испокон веков, возле тюрем ютились деревеньки, что кормились от подобного соседства, поставляя служивые кадры для исправительного учреждения. Точно также обстояли дела и с казенным заведением, которым руководил отличник боевой и политической подготовки, жополюб, капитан Шалмин Максим Олегович. И двое пожилых бойцов оставшихся с ним, прекрасных охотников, отлично разбирающихся в следах, которые и без собак вышли на след беглеца, были уроженцами села, расположенного вблизи тюремных стен.

Им с рождения было написано на роду служить здесь, в охране, как это делали их отцы и деды, служа здесь при любой власти. Их удел, - караулить преступников, людей преступивших закон, которых всегда в достатке при любом правительстве. Здесь же, при тюрьме, работали их жены, матери, сестры, из числа тех кто попроворнее, и успел пристроиться в казенное учреждение на государственное жалованье.

Тем, кто оказался менее расторопным, оставалось жить охотой, сбором даров леса, да садом-огородом. А земельные владения у сельчан в здешних дремучих местах, были огромными. Никто их особенно и не отмерял. Каждый брал себе столько земли, сколько был в состоянии обработать собственными силами, и силами домочадцев. И трудились они не то, что неженки-горожане, привыкшие отлеживать бока перед экранами телевизоров. Да разве что на выходные съездить в сад, чтобы покопаться в земле часок-другой. А многие ездили в сад даже не для этого. Посидеть с друзьями на природе, попить водочки, попариться в баньке, просто отдохнуть.

Сельские мужики и бабы, были другими. Словно сделанные из другого теста, из муки более грубого помола. И вкалывали они, особенно летом, от восхода солнца и до заката, стремясь обработать свое, довольно приличное дворовое хозяйство. Мычащую, кудахтающую и хрюкающую живность, в изобилии водившуюся на каждом подворье. А также огромные наделы земли, засаженные пшеницей, горохом, ячменем, свеклой, картофелем, капустой, луком и еще много чем полезным, что сгодится и для собственного употребления, и на продажу.

Наличие по соседству огромного заведения, с приличным штатом охраны и обслуживающего персонала, с многотысячным контингентом зэков, нуждающегося в продуктах питания и обладающего достаточным количеством средств, избавляло сельчан от излишних хлопот. Не было у них головной боли по поводу реализации урожая, всегда отменного. Все собранное в личных хозяйствах, все продуктовые излишки, будь то зерно, капуста, или картофель, скупала тюрьма, сполна расплачиваясь с сельчанами. Мясо, в изобилии взращиваемое на личных подворьях, уходило также без проблем, для тюремных столовых.

Не нужно ехать в город, толкаться на рынке, уплачивать бесчисленные пошлины, терпя бесконечные придирки от множества проверяющих и контролирующих инстанций, смысл существования которых заключается не в заботе о здоровье обычных граждан, а в том, чтобы содрать с торговцев денежку, для пополнения собственного кармана. И неизвестно, удастся ли там реализовать весь урожай, не придется ли его тащить обратно, в лесную глушь, или отдавать базарному перекупщику, по бросовой цене.

И не беда, что тюремное начальство выплачивает им меньшую сумму, чем они могли заработать при удачном стечении обстоятельств на рынке, зато они избавлены от хлопот и волнений, связанных с реализацией урожая. Им и оставалось, что только собрать урожай, и, погрузив на телеги, доставить прямиком в тюремную интендантскую службу. Там их всегда с нетерпением ожидает чернявый, усатый и пронырливый завхоз. Все взвесить, поругаться для приличия с прижимистым хозяйственником, содрать лишнюю десятку сверх ранее оговоренной суммы, вот, пожалуй, и все хлопоты.