Семь (СИ)

Надо признать, что Мефодий Савельев был своеобразно красивым мужчиной, как и его хозяин. Мефодий очень высок и худ. У него копна нечесаных иссиня-черных волос, довольно-таки большие светло-серые глаза, римский нос и рот, готовый улыбнуться в любой момент, когда этого не видит Иблисов. Мефодий, при хозяине производящий впечатление серьезного и спокойного человека, отличался молчаливостью, сдержанностью, мог угадывать желания хозяина по его взгляду и выражению лица, а когда оставался наедине со слугами, то оказывалось, что на самом деле он очень весел и всегда готов приударить за крестьянками. Единственное, что было странного в Мефодии - его возраст. Никто толком не знал, сколько ему лет, а сам Мефодий лишь отшучивался на эту тему, говоря, что, сколько он служит у Иблисова - столько ему и лет.

- Пьяная сволочь, - безэмоциональным голосом произнес Виктор Сергеевич, брезгливо дернув носом. - Сейчас же пойди и приведи себя в порядок.

Мефодий, поджав губы и скорчив виновато-веселое лицо, поспешил ретироваться, заодно прихватив с собой и пустой ушат.

Виктор Сергеевич, поглядев пару секунд вслед ушедшему через кусты Мефодию, недовольно нахмурил брови и повернулся к Наде. Он заметил, что та успела попривыкнуть к нему - перестала так бояться, находясь рядом с ним, и стала смотреть немного смелее, чем раньше.

Сейчас же он видел, что та хочет спросить у него, но, видимо, стесняется. Взяв у нее свои перчатки, он спросил:

- Ты что-то хочешь спросить?

- Нет-нет, - Надя замотала головой.

- Я же вижу. Спрашивай.

- Вам показалось, - произнесла она. - Я могу идти?

- Можешь, - после недолгого молчания ответил он ей.

Только Иблисов вышел из беседки, как столкнулся с мужчиной. Он был порядочного роста и так худ, что английского покроя фрак висел на плечах его как на вешалке. Рот его, лишенный губ, походил на отверстие, прорезанное перочинным ножичком в картонной маске, щеки его, впалые и смугловатые, местами были испещрены мелкими ямочками, которые были следами разрушительной оспы. Нос его был прямой, одинаковой толщины во всей своей длине, глаза, темно-карие и маленькие, имели дерзкое выражение, лоб узок и высок, волосы седы и острижены под гребенку.

Мужчина, удивленно взглянув на него, тут же нахмурился и быстро спросил голосом, в котором явно сквозило недовольство:

- Вы еще кто, позвольте узнать?

- Граф Иблисов, друг вашего Ильи Михайловича. Приехал позавчера. А вы.?

- Да-да, все так, - мужчина странно закивал головой. - Граф говорил мне о вашем приезде. Я - Семен Игнатьевич Фоменков, управляющий графа. А вы, позвольте узнать, надолго к нам?

- Пока еще не знаю.

Иблисов заметил, как изменился взгляд Фоменкова. Тот, сморщившись и пробурчав что-то невнятное, поспешил удалиться. Виктор Сергеевич лишь проводил его взглядом, усмехаясь. Он сразу понял, что этот человек уж очень алчен.

До вечера Иблисов слонялся по поместью, прячась от назойливого и шумного графа и его управляющего. Ему несколько надоело его общество - графа вечно тянуло выпить, позвать цыган, устроить пышное гулянье. Виктор Сергеевич же, вдоволь устав от всего этого в Петербурге, старался сегодня избегать графа Илью Михайловича. Ему хотелось в приятной прохладе деревьев побыть одному, подумать.

В его голове возникла дурацкая мысль. С одной стороны, она нравилась ему своей веселостью, а также тем, что этим он мог позлить виконта, но, с другой стороны, он понимал, что уже слишком стар для таких проказ. Но душа требовала развлечения, поэтому Иблисов все старательно обдумывал перед исполнением.

Уже когда Виктор Сергеевич вышел к дому графа, сам того не заметив, и собирался вернуться в лес, чтобы еще побродить там в одиночестве, он нечаянно натолкнулся на графа, который сразу же вывалил на него огромное количество информации, известив, что приехал Фьерте. Как понял Иблисов, приезд Фьерте должен был обратиться очередной пьянкой.

- Неужели сам Филипп готов выпить с тобой? - с усмешкой спросил он, когда граф вел его к дому.

- Думаю, что да, - Илья Михайлович пожал плечами.

- Да ты так оскорбишь нашего дорого доктора-гордеца, который считает подвигом - не выпить ни капли вина за всю свою жизнь. Жаль, правда, я это пропущу...

- Неужели ты откажешься?

- Да.

- Что?! - опешил Якубов. - Как же так, друг мой?

- Потому что я пью и нет никакой весёлости, - ответил ему Иблисов. - Чем больше я пью, тем трезвее становлюсь. Другие веселеют от водки, а у меня злоба, противные мысли, бессонница. Отчего это, друг, люди, кроме пьянства и беспутства, не придумают другого какого-нибудь удовольствия? Надоело ведь!

- А ты цыганок позови.

Иблисов лишь вздохнул. Другого ответа от графа Якубова он и не ожидал.

Встретившись с Фьерте, Виктор Сергеевич обменялся с ним сухими любезностями. Как он и ожидал, доктор отказался пить с графом, который, услышав отказ от него, несколько приуныл. Француз же, сославшись на плохую дорогу, ушел в одну из комнат, пообещав осмотреть Якубова завтра утром. Граф Илья Михайлович, которому решительно нечего было делать, пригласил Иблисова ужинать.