Ни я, ни бабушка никогда и ни в чём его не упрекали. Мне достаточно было того, что он есть в моей жизни. Бабушке хватало того, что никто больше не пытался выдернуть нас из привычного окружения.
– Это жизнь, Ника, – вела она изредка неспешные беседы. – Не стоит огорчаться. Может, даже хорошо, что так складывается. Ему проще, нам меньше внимания. Я бы не хотела, чтобы тебя сожрали. Там, где замешаны большие деньги, всегда непросто. Иначе твой бы отец растил бы тебя сам, а не остался там, где его держали отнюдь не чувства.
Влад был первым, кто вложил в мою детскую руку оружие. Мне было десять. Тогда я воспринимала всё, как игру. Несерьёзно. Просто азарт. Желание быть к нему ближе. Понимать, чем он живёт.
– Научишься стрелять, Ника, будешь самым метким стрелком, – горели азартом его глаза. – Это драйв. Удовольствие. Адреналин. Я сам научу тебя всему, что умею. И однажды ты станешь моей правой рукой, правда?
Я не хотела быть ни рукой, ни ногой. Я хотела быть ему сестрой, как и раньше. Может, поэтому шла за ним, как привязанная. Слушала, внимала, верила безгранично. Всему, что он рассказывал или чем делился.
Незадолго до смерти он приезжал к нам какой-то вымученно-потухший. Ранние морщины, скорбно сжатый рот. Воспалённые от недосыпа глаза. Странно было видеть Влада таким. Он словно постарел. А ему было всего двадцать семь. В те дни я впервые рассмотрела седину у него на висках. Несколько серебристых волосков. Но они были и никак не вязались с моим никогда не унывающим ранее братом.
Мы проводили много времени вместе. Удирали от бабы Поли. Он увозил меня подальше, в лес, где учил стрелять и вёл какие-то странные, рваные и полные недомолвок беседы. Тогда-то я впервые и услышала это имя – Стефан Нейман.
Глава 27
– У тебя есть друзья, Ника? – Влад сидит на пожухлой траве и смотрит на меня снизу вверх. Задумчивый, жмурится от неяркого солнца, что путается в его тёмных волосах и ложится на лицо кривыми полосами.
Я пожимаю плечами. Сложный вопрос.
– Я не очень общительная, – говорю неохотно.
Признаваться брату в собственной неидеальности – тяжело. Он как-то не особо интересовался моим внутренним миром. Больше обращал внимание на поверхностные факты. Подчёркивал мою красоту. Спрашивал, как учусь. Выпытывал у бабушки Поли, как я себя веду, не балуюсь ли.
Мои мысли, переживания как-то проходили мимо его заботы обо мне. Нет, он расспрашивал. Но больше заботили старшего брата мои успехи или поражения. А когда он заговорил о сложных для меня вещах, я почувствовала себя словно голой.
Непривычно. Это не то, чем бы я хотела делиться с братом и показывать собственные изъяны.
– Это не плохо, Ника. Это идеально, когда ты не доступен для других. Когда никто не знает твоих мыслей и планов. Не позволяй никому влезать слишком глубоко, иначе потом придётся отдирать с кровью и болью. Но даже не это самое страшное. Разочаровываться – больнее. Понимать, что ты для человека никто – тяжелее во сто крат.
Я никогда не видела Влада таким. Дышал тяжело. Испарина на лбу, виски мокрые. Мне даже показалось тогда: он болен. Причём это не простуда, а что-то страшное, неизлечимое. Он меня пугал.
– У меня был друг, – прорвало его на откровенность. – Запомни это имя, Ника: Стефан Нейман. Далеко пойдёт. Многого достигнет. Жаль только: сволочь редкостная. Но такая, которой можно и восхищаться и ненавидеть одновременно. Стефан. Нейман. Великолепный ублюдок. Редкостная тварь. Беспринципный убийца всего, что мешает ему двигаться вверх. По трупам пойдёт, но не свернёт. Стефан. Нейман. Запомнила, Ника?
Я не подталкивала его. Молчала. А Влад то ли бредил, то ли тосковал. Было в его глазах что-то отчаянно-обречённое.
Я запомнила это имя, потому что все оставшиеся встречи Влад только и делал, что говорил о нём. Ничего конкретного, но с неизменной болезненной яростью.
В день, когда мы виделись предпоследний раз, Влад взял с меня слово.
– Пообещай, Ника, – заглядывал он мне в глаза, гипнотизируя, подавляя своей энергетикой и волей. – Пообещай, что если вдруг меня не станет, ты отомстишь. Ты ведь отомстишь за брата, Ника? Поставишь Неймана на колени? Припомнишь ему всё? Даже нет. Не нужно. Просто отомсти. Пообещай!
– Обещаю, – голос мой сорвался, прозвучал слишком испуганно и тонко, как у смертельно раненого крысёныша. – Не надо, Влад, пожалуйста!
Он тут же обнял меня за плечи, притянул к себе, прижал к груди, погладил по голове.
– Ну-ну, прости, прости меня, малыш. Не надо. Ничего со мной не случится, слышишь? Всё можно пережить. Предательство – в том числе. Никто ещё от этого не умирал, выживу и я. Всё будет хорошо. Перестань, прошу.
Он гладил и успокаивал, а я плакала и не могла успокоиться, всю рубашку ему слезами вымочила.
– Всё хорошо, тише. Тише, Ника, – в его объятиях становилось тепло и надёжно. Как когда-то. И мне хотелось верить: всё наладится.
Больше Влад о Неймане не говорил, даже повеселел. Шутил, улыбался. В тот день и в самую нашу последнюю встречу.