– Допрашивают всех. А кого Эдуард уволил, тех особенно. Считается, что это хороший мотив, – пояснил Николай Еремеевич.
– Если бы все уволенные убивали своих бывших работодателей, то их уже бы не осталось, – буркнула Груша. – Нам с Таней повезло – мы были вместе, следовательно, обеспечиваем друг другу алиби.
– Вряд ли такое алиби возьмут в серьезный расчет. Может, вы вдвоем его и отравили, из мести? Женская обида – страшная сила! – Николай Еремеевич в трезвом состоянии выглядел весьма нервно, чувствовалось, что ему явно чего-то не хватает.
– Кстати, а где был ты? – спросила Груня. – Следуя твоей логике, ты тоже под большим подозрением, ведь нас троих уволили. Мы с Таней были вместе, а ты где был?
– Ты серьезно? – улыбнулся безработный артист.
– Серьезнее не бывает. А что?
– Ну, во-первых, ты не полиция, чтобы я держал ответ перед тобой. А во-вторых, логика не моя, а полицейских, это их умозаключение, что убить режиссера могли те, кого он выгнал из труппы.
– Да ладно тебе, я пошутила. Всего лишь спросила. Я тоже переживаю за ситуацию, – не сдавалась художница.
– Во всем виновата ты! – вдруг заявил Николай Еремеевич.
Груша вздрогнула, но он тут же добавил:
– Если бы не ты, то мы не прилетели бы сюда и ничего бы этого не случилось. Не знаю, что именно хотел Марк от своей дочери, приглашая ее сюда вместе со всеми коллегами, но у него явно ничего не получилось. Одно несчастье следует за другим. Мы все здесь как будто подорвались на минном поле.
– Несчастья идут от людей живых, а не мертвых, – не согласилась Аграфена.
– И из всех живых людей ты выбрала для допроса меня? – Николай Еремеевич ослабил галстук.
– Ты очень нервно отреагировал на мой вопрос, а я всего лишь поинтересовалась. – Груня как-то напряглась, не понимая, куда может затянуть ее этот неприятный разговор.
– Давай, выпьем? – предложил актер.
– Ты же бросил!
– Сейчас опять начну – после твоих подозрений.
– Хорошо, только давай уйдем из номера Насти, пусть она отдохнет. И потом, не подозреваю я никого, пусть преступника ищут профессионалы.
– Как скажешь.
Они пошли в номер Николая Еремеевича, где царил полный бардак, то есть просто холостяцкий хаос.
– Извини, у меня тут…
– Ничего-ничего, одинокий мужчина имеет право на легкий беспорядок, – успокоила его Груня.
Николай Еремеевич достал из своих запасов бутылку коньяка и плеснул по полбокала.
– Помянем Эдуарда Эриковича…
– Пусть ему земля будет пухом, – согласилась Аграфена.
– Я бы на твоем месте не пила с ним, – вдруг раздался голос Татьяны у них за спиной.
Груня посмотрела на вошедшую и осунувшуюся Ветрову. Казалось, та даже похудела за прошедшие сутки.
– Таня? Как ты?
– Поставь бокал, – повторила актриса глухим голосом.
– Почему? – удивилась художница.
– Потому что это он убил моего Эдуарда.
– И ты туда же! – всплеснул руками Николай Еремеевич, подходя к Татьяне и усаживая ее на диван. – Сколько же можно повторять, что я не убивал Эдика? Успокойся! Давайте все успокоимся и выпьем!
Таня тихо заплакала. Бывший ведущий артист плеснул коньяк в третью рюмку.
– Думаю, пора нам возвращаться домой. Там все придет в норму.
– Выдадут тело Эдика и сразу же уедем, – всхлипнула Ветрова.
– А что говорят полицейские? – повернулась к ней Аграфена.
– Да пока ничего… Кроме того, что точно доказано: Эдуарда отравили.
Раздался телефонный звонок, и Николай Еремеевич, как хозяин номера, взял трубку. Он фактически не говорил, а только слушал и мрачнел с каждой секундой. Потом так же молча отключил связь. Затем долго не решался повернуться к женщинам.
– Что там? – спросила Ветрова. – Говори, не томи.
– Таня, покрепче обними Грушу…
– Зачем?
– Вы теперь сестры по несчастью. Поддержите друг друга, – глухо произнес актер.
– Да что случилось?
– В больнице умер Вилли… Мне только что звонил Дебрен и попросил меня сказать об этом вам.
Аграфена ахнула и закрыла рот руками, чтобы вместе с диким криком отчаяния из нее не вышла вся жизнь. А затем потеряла сознание, повалившись на мягкие телеса Татьяны. Помощь друзей иногда бывает просто физически необходима.
Глава 26
Прошло три недели.
Аграфена в классическом брючном костюме и легком плаще сошла с трапа самолета, приземлившегося в Будапеште. Уверенной походкой прошагала к стоянке такси и назвала адрес отеля Вилли.
– Гостиница вроде на ремонте, – посмотрел на нее водитель. – Если вам надо где-то остановиться, то я могу посоветовать и другие хорошие отели.
– Мне нужен именно этот, – сказала, как отрезала, Груня.
Автомобиль подъехал к знакомому ей красивейшему месту, но вместо светлого, такого воздушного отеля Вилли она увидела уродующие фасад леса из досок, строительных сеток и железной арматуры. Вход в отель был закрыт, само здание огорожено по периметру. Аграфена не нашла звонка и встала у ограды. Первым человеком, который оказался в поле ее зрения, был рабочий в строительной каске. Она жестами подозвала его и принялась изъясняться на английском языке. Но мужчина, сдвинув каску, почесал затылок и сказал по-русски:
– Я вас не понимаю. Я из Молдавии, говорю на русском и молдавском.