Семь пятниц на неделе

И именно в этот момент раздался оглушающий звук, словно небеса разверзлись. Затем донесся нечеловеческий вопль, сливающийся со звоном разбивающегося стекла. До конца своих дней Дебрен не забудет этого зрелища – огромное красивое витражное окно костела как будто взорвалось и разлетелось на множество мелких осколков, а в облаке разноцветных осколков с неба летело человеческое тело и визжало оглушающе. Полицейские замерли. Никто не кричал: «Ложись! Пригнись! Атас! Шухер!» Или просто – «Караул!» Все остолбенели от неожиданности. Со стороны в этом зрелище наблюдалась даже какая-то красота, словно раскололась радуга. А расколола ее какая-то безумная женщина, летевшая сверху. Дебрен тоже был ошарашен. Настолько, что даже не поднял руки, чтобы защитить себя или хотя бы свое лицо от разноцветного стеклянного дождя. А ведь он находился в эпицентре происходящего, ближе всех к костелу и к разбившемуся окну-витражу. И вот летящее тело накрыло его просто плашмя. Комиссар не почувствовал сразу боли, а лежащая на нем женщина захрипела, словно потеряла свой голос в полете. Но потом из ее глотки снова вырвались устрашающие звуки, словно заревела иерихонская труба.

Дебрену, фактически бездыханному – свалившаяся с небес женщина вытеснила из него весь воздух, – показалось, что стены костела содрогнулись.

Женщина, лежащая на комиссаре, пискнула:

– Больно, однако.

Листовец дрогнул ресницами.

– Аграфена, ты? Не может быть…

– Почему не может? – как-то даже обиделась она. – Это я… вроде. Я так сорвалась жутко. Высота… Больно.

– Мне что-то тоже больно, – откликнулся полицейский, очень часто мигая и пытаясь начать дышать.

– Я так долго летела… – Аграфена задумалась. – Просто не знаю сколько. Ужас!

– А зачем ты летела? – не знал, что еще спросить, Дебрен.

– Я залезла на крест.

– Зачем? – явно тупил Дебрен, все еще не веря, что это с ним наяву.

– Хотела долезть до окна и позвать на помощь, разбить стекло.

– Удалось?

– Нет, не все пошло по плану. Крест оторвался от стены, и я вылетела из окна сама. Высота потрясающая! Я почему-то в полете подумала, что сейчас грохнусь на какую-нибудь жуткую могильную плиту и разобьюсь насмерть. Или еще хуже – попаду на железный крест, как мясо на шампур, и тоже погибну. Это ведь так нелепо – умереть на кладбище. Не находите? Но меня ждало ваше мягкое человеческое тело, и я спаслась. Дебрен, вы так вовремя подошли! Вот что значит – судьба!

– Я? Да… только я бы не сказал, что для меня это вовремя… Но если спас тебя, я рад. Ты меня, я тебя…

– Эй, голубки! Долго лежать-то будете? Просто влюбленная парочка… – наклонился над ними Карлос. – Груня, только спокойно! Я сейчас сниму тебя с Дебрена. Похоже, что ты его знатно придавила.

– Да чего там, я и сама встану! – залихватски ответила Аграфена, в глубине души еще не веря, что осталась жива.

– Нет, нет… Тебе не стоит этого делать. Лучше я сам и очень осторожно, – сразу же предостерег ее Карлос.

– А что случилось? – почувствовала подвох Груня.

– Не шевелись! – снова предостерег Карлос.

– И все-таки снять бы ее с меня, – робко напомнил о себе Дебрен.

– Сейчас снимем! Понимаешь, у нее из спины столько цветного стекла торчит, словно иголки у ежика. Такой сумасшедший, радужный ежик.

– Ой! – запаниковала Груня.

– Только не паникуй! – несколько припозднился с предупреждением шеф полиции.

– Легко сказать! Стекло в спине? Ужас! Я умру? Его там много? Я истекаю кровью?

– Не умрешь, все будет хорошо. Ребята, ну-ка взяли ее за руки и за ноги и так вот аккуратненько подняли… – командовал Карлос. – Где медики с носилками?

– Карлос, не шуми, вызвали только что. Откуда ж нам знать, что понадобятся медики? Сейчас ее надо просто снять с придавленного Дебрена и положить рядом.

Сказано – сделано. И вот уже перепуганная насмерть Аграфена лежит лицом в землю и хлопает ресницами, смахивая с них то ли росу, то ли слезы.

А освободившийся комиссар испытал дикую боль при вдохе и выдохе, когда с него сняли Груню.

– Ой, как больно… – простонал он. И спросил: – Аграфена, а что ты делала в костеле?

Воцарилась неловкая пауза, а затем Груня закричала:

– Ой, Дебрен, там же Вилли! Его пронесли мимо меня и бросили в каменный саркофаг, и я не знаю, жив ли он еще там! Вы должны помочь! У Вилли вот-вот закончится воздух! Я же ради него и отправилась искать помощь!

– Тише-тише… Ребята, взламываем дверь! Что за саркофаг? – обратился к ней Карлос.

– Такое каменное захоронение, большая гробница слева…

– Все понятно. Лежи, не двигайся!

Груня выплюнула изо рта землю и пожаловалась:

– У меня спина болит. До того, в шоковом состоянии, я ничего не чувствовала, а как Карлос сказал про иголки…

– Я тоже боли не чувствовал, пока ты на мне лежала. А слезла, и больно очень стало дышать… – тоже пожаловался лежащий рядом с ней Дебрен.

И тут раздались крики, непонятные для Груни, потому что полицейские общались, конечно же, на венгерском языке.

– Что там? Что они говорят? – забеспокоилась Аграфена.

– Так, ничего… – ответил комиссар.

– Дебрен, я сейчас перевернусь и лягу на тебя спиной! – пригрозила художница.