Семь пятниц на неделе

«Надо поспать и выкинуть Вилли из головы. Не было у меня мужчины и не надо! Спокойнее будет. И почему я в последнее время постоянно ощущаю чувство голода? Это ненормально!» – говорила она себе, чувствуя озноб.

Сон не шел, а Груне становилось все хуже и хуже. Ее всю буквально трясло, появились непонятные боли в животе, к которым присоединилась тошнота. «Отравилась, что ли, чем-то? – подумала она. – Так вроде не ела ничего. Заболела? Чем? Это бог меня наказал за Вилли. Чего я на него «окрысилась»? Не он же просил Настю раздеваться. А если та сама разделась, отчего ж не посмотреть? А мне просто от ревности крышу сорвало… Ого, как я заговорила! А все с того, что, кажется, умру сейчас, а нахожусь здесь одна. Как же мне плохо! Просто отвратительно. Еще и голова заболела…»

Несколько раз она вставала, чтобы сходить в туалет. Казалось, что ее сейчас вывернет просто наизнанку.

«Что же делать? Может, «Скорую» вызвать? Хотя нет, какая «Скорая». Упекут на месяц в какой-нибудь изолятор, а мне людей подвести нельзя. Сегодня же декорации привезти должны были. А я со своим психозом все испортила. Надо было больше о работе думать, а не о Вилли с Настей. В общем, я повела себя, как истеричка, вот результат. Ой, как кружится голова!»

Аграфена подставила голову под струю холодной воды, чтобы хоть немного прийти в себя. Боль не отпускала.

Груня с трудом оделась и покинула номер. Естественно, в холле она увидела только медный колокольчик на стойке портье, ей пришлось самой отодвинуть задвижку на двери. Художница вышла на улицу, вдыхая свежий аромат ночи и не заботясь о том, что отель остался незапертым, и нетвердой походкой двинулась по узкому проулку. Воздух подействовал лучше, чем холодная вода, она хоть перестала чувствовать себя трупом. Во всяком случае, была способна дышать.

«Дышу, значит, живу, – произнесла Груша про себя, покачиваясь и подавляя тошноту. – Права была Таня, я – форменная дура. Интересно, я найду кого-нибудь в театре? Народ мог напиться и остаться там. Или все-таки добрался до своих уютных постелей в люкс-отеле Вилли? Только я одна, идиотка, опять без жилья! Вот уж права пословица: «Дурная голова ногам покоя не дает»!

Внезапно ее мозг, а вернее – сердце пронзила жуткая мысль. «А вдруг в это самое время, когда я шатаюсь ночью в полном одиночестве и с таким самочувствием, Вилли развлекается на своей широкой кровати с Настей? Нет, я даже думать об этом не могу! А что? Он сделал слабую попытку найти меня, не нашел, и тут его отвлекла на себя Анастасия. Татьяна права и в том, что я ни минуты не боролась за свои чувства, которых ждала столько лет. Я во всем виновата. И теперь уже ничего не исправишь».

У нее сильно кружилась голова, поэтому шла она, сильно пошатываясь, боясь упасть на каждом углу. И, наверное, со стороны выглядела пьяной женщиной.

Выйдя к театру (причем преодолев, несомненно, более длинный путь, чем когда убегала от него, хотя, возможно, ей так только показалось), Груня с разочарованием увидела, что там везде темно.

«Значит, все ушли. Бросили меня. Хотя, что значит – бросили? Я сама от них откололась, они и не знают, где я. Ой, что-то мне совсем нехорошо. Не дойти мне не то чтоб до берега и отеля Вилли, но и к своей халупе не вернуться. Надо где-то передохнуть…» Аграфена, держась за стену театра, двинулась вокруг здания в поисках места, где можно присесть. Пусть будет ступенечка… бревнышко…

Территория совсем не освещалась, хотя фонари присутствовали. Значит, их просто не включили. Не могли ведь все разом перегореть?

Она полностью обошла театр, так и не найдя где притулиться. Впереди сквозь кусты и деревья блеснула вода, а рядом стоял старый, покосившийся сарай. Груня побрела туда, тем более что от воды исходила приятная прохлада, немного освежавшая ее усталую и больную голову. Дверь в сарай оказалась открытой, и Груня обрадовалась, что сможет спрятаться хоть под какую-то крышу. Художница вошла внутрь и осмотрелась. Сарай был большой, а огромные ящики и коробки, сваленные сбоку, показались ей знакомыми. Сфокусировав взгляд, она поняла, что это их декорации, которые доставили, но еще не разбирали. Один ящик был вроде влажным, и Груша решила проверить, не пострадали ли сами декорации. Осмотрелась в поисках инструментов, но нашла только ржавый гвоздь и молоток. И тут до нее донеслись чьи-то голоса. Совершенно не думая, что делает и зачем, Груня непроизвольно спряталась за коробки. Вдруг это Вилли, которого она не хотела видеть? А вдруг сторож, который наверняка спросил бы ее, кто она такая и что тут делает? Ответа на этот вопрос у нее не было.

В помещение кто-то вошел тяжелыми шагами, и явно не один человек. При этом раздавался еще один странный звук – волочения.

– Давай его сюда, – произнес на английском один из незнакомцев.

– Тяжелый, гад! – отозвался второй.

– Надеюсь, на этот раз мы его грохнем. Вот ведь живучий! Мы его убили, закопали, деньги получили, и на тебе, какая-то девка его отрыла. Как она туда попала? Почему мы не заметили, что кто-то наблюдает за нами? Ну, просто зараза!