– В Аргентине его «я» потеряло свою телесную оболочку, – сказал Шниппенкёттер, – а здесь он – тело без своего «я». Он превратил себя в человека-загадку и прячется там. Он каждый час доказывает мне: ты никогда меня не найдешь. А почему я должен находить вас, сеньор? Только потому, что вы мне платите? Вы не интересуете меня.
Он сказал ему это, в свойственной ему манере, прямо в лицо. Инверницци улыбнулся. Похоже, господин доктор, у нас есть что-то общее. Я тоже больше себе не интересен. Но у меня есть своя история, и эта история интересуется мною. Как только я узнаю, чего она так страстно жаждет от меня, я выздоровлю. Очевидно, я все еще недостаточно страдаю.
– С меня бы этого вполне хватило, – сказал Шниппенкёттер. – Он спит отлично, Анна Ли, – сказал он, – пищеварение у него в порядке, он показывается на людях, не дает расслабиться сотрудникам сервиса, мастурбирует перед экраном телевизора, ведет ничем не примечательную жизнь пациента, живя в отеле. Конечно, он себя не
Инверницци искупал вину. Сколько ему еще предстояло каяться, давало ему понять его
Но в действительности это была
– В образе какого животного вам было бы приятно страдать? – спросил Шнипп.
Это была гениальная идея, молниеносно сверкнувшая в мозгу моего супруга, и когда он увидел, как побледнел Инверницци, он не замедлил сверкнуть еще раз.
– Я пропишу вам сейчас противоболевые штаны.
– Что это такое? – спросил Инверницци.
– Набедренный корсет, – сказал Шниппенкёттер, – он разгрузит вам брюшную стенку. Он будет стягивать вас, держать как опора ваши фантазии и способствовать их родам. Мне только надо снять с вас мерку. Пожалуйста, разденьтесь.
– Во мне погиб хороший портной, – сказал он, пока мы пили в перерыве кофе. – Впрочем, в паху у него нет никаких видимых изменений, если вы понимаете, что я имею в виду. Зато на шее у него висит талисман в виде допотопной медицинской коробочки, а в ней – кусок тряпки со старым кровяным пятном. Вероятно, он окунал его во влагалище своей жены. Почему вы так смотрите на меня, Анна Ли?
Шнипп был великим мастером иезуитского педантизма. Корсет-тиски, который он приказал изготовить в специальной мастерской, с трудом выполнившей его заказ, надевался на бедра вместе с замком, открывавшимся только с помощью кода из определенной комбинации букв. Шниппенкёттер ему ее не назвал. Трудотерапия, сеньор! Корсет был сделан из кожи буйвола и украшен сусальным золотом. Инверницци мог в нем стоять и лежать, с большим трудом сидеть, едва ли соблюдать необходимую гигиену, а вымыться в ванне – и вовсе нет.
И тем не менее противоболевые штаны он принял как благодеяние.