Читаем Семь лет в Тибете полностью

Обратный путь по сравнению с моими последними приключениями был сплошным удовольствием. Мне не пришлось нести поклажу. За мной хорошо присматривали. Встретил я и Марчезе, жившего в качестве гостя в личном бунгало специалиста по лесному хозяйству. Мне тоже предложили остаться. И каково же было мое удивление, когда спустя несколько дней к нам привели еще двух сбежавших из нашего лагеря военнопленных: Питера Ауфшнайтера, моего соратника по экспедиции в Нанга-Парбат, и некого отца Ка-ленберга. Между тем я опять стал строить планы побега. Мне удалось подружился с охранником-индусом, готовившим для нас еду; он внушал мне доверие. Я передал ему свои карты, компас и деньги, ибо знал: меня обыщут перед отправкой назад в лагерь. Я сказал индусу, что вернусь снова следующей весной и заберу у него вещи. Он торжественно обещал ожидать меня в мае.

Марчезе был все еще слаб и не мог идти, поэтому его посадили на лошадь. Впереди нас ожидала еще одна приятная задержка. Махараджа Техри-Гарвала устроил нам довольно радушный прием. После чего мы снова оказались за колючей проволокой.

Побег оставил заметный след на моей внешности. Когда на обратном пути я мылся в теплом ручье, мои волосы стали выпадать клоками. Оказалось, что краска, с помощью которой я гримировался под индуса, была ядовитой.

После столь неожиданного облысения, а также после всех перенесенных мною испытаний друзья по лагерю с трудом меня узнали.

<p>Глава 2. ПОБЕГ</p>

«Вы совершили дерзкий побег. Сожалею, но я обязан принять соответствующие меры», – сказал английский полковник после нашего возвращения в лагерь. Тридцать восемь дней я наслаждался свободой и сейчас должен был отбыть двадцать восемь дней одиночного заключения – обычного наказания в подобных случаях. Однако англичанин оценил нашу отчаянную попытку со спортивной точки зрения и поэтому обошелся со мной более мягко. Когда я отбыл наказание, мне сообщили, что Марчезе постигла та же участь, но в другом конце лагеря. Позже у нас была возможность обсудить все наши приключения. Марчезе пообещал помочь мне в моей следующей попытке вырваться на свободу, однако сам бежать отказался. Не теряя времени, я тут же приступил к изготовлению новых карт и анализу всех своих предыдущих неудач. Я чувствовал, что моя следующая попытка увенчается успехом, но на сей раз я должен уходить один.

Занятый сборами, я не заметил, как прошла зима, и, когда приблизился следующий «сезон побегов», я уже был в полной готовности. Теперь я намеревался бежать раньше, чтобы миновать деревню Неланг до того, как в нее вернутся жители. Не рассчитывая на то, что мой знакомый индус вернет мои вещи, я снова запасся всем необходимым. Трогательным свидетельством дружеского отношения стала та щедрость, с которой мои товарищи, сами будучи в стесненных обстоятельствах, тратили значительные деньги на мое снаряжение.

Я был далеко не единственным военнопленным, планировавшим вырваться на свободу. Два моих лучших друга, Рольф Мэйджнер и Хайнц фон Хейв, тоже готовили побег. Оба они свободно говорили по-английски и намеревались пробраться через индийскую территорию к бирманскому фронту. Фон Хейв два года назад уже предпринял попытку побега и почти добрался до Бирмы, но был схвачен практически у самой границы. Как я слышал, еще трое или четверо пленных готовились к побегу. В конце концов мы собрались все семеро и договорились бежать одновременно, так как череда отдельных попыток могла повысить бдительность часовых и затруднить усилия тех, кто шел последними. В случае успеха совместного предприятия уже за пределами лагеря каждый волен был следовать своим собственным путем. Питер Ауфш-найтер, компаньоном которого на этот раз был Бруно Трейпель из Зальцбурга, и два парня из Берлина, Ханц Копп и Саттлер, намеревались бежать в Тибет, как и я.

Дату побега мы назначили на 29 апреля 1944 года. Мы планировали выдать себя за группу по ремонту проволочных заграждений. Белые муравьи беспрестанно подтачивали многочисленные столбы, поддерживающие проволоку, и их приходилось постоянно обновлять. Каждая ремонтная бригада состояла из индусов, работавших под присмотром англичанина.

В назначенное время мы встретились в маленькой хижине поблизости от одного из наименее охраняемых коридоров из колючей проволоки. Здесь лагерные специалисты по макияжу вмиг преобразили нас в индусов. У фон Хейва и Мэйджнера имелась форма английских офицеров. Нам, «индусам», побрили головы и надели тюрбаны. Несмотря на всю серьезность ситуации, мы не могли сдержать смех, глядя друг на друга…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии