Семь лет в Тибете

Тибетская Национальная ассамблея, принимавшая все важные политические решения, состояла из пятидесяти гражданских и монастырских чиновников. Председательствовали четыре настоятеля из Дребунга, Сера и Гандена. При каждом находились монах и финансовый секретарь. Другие члены Национальной ассамблеи служили в различных правительственных органах. Ни один из четырех министров кабинета в ассамблею не входил. По конституции, кабинет собирался в соседней палате и просматривал все решения ассамблеи, но не имел права вето. Окончательное решение любого вопроса зависело от далай-ламы или, в случае его несовершеннолетия, от регента. Естественно, никому даже в голову не приходило обсуждать распоряжения, исходящие с самого верха.

Раньше ежегодно проводилась так называемая Великая национальная ассамблея. Она состояла из официальных лиц и представителей гильдий портных, каменщиков, ковроделов и т. д. Затем эти ежегодные форумы, собиравшие до пятисот человек, постепенно сошли на нет. Вся полнота власти сосредоточилась в руках регента.

В трудные времена люди часто обращались за помощью к Государственному оракулу. Его предсказания были туманны и не помогали поднять дух народа. Обычно он говорил: «Сильный враг угрожает нашей священной земле с севера и востока». Или: «Наша религия в опасности». Консультировал он тайно, но суть его предсказаний просачивалась сквозь стены и становилась достоянием народа, разлетаясь по окрестностям в виде слухов. Город, переполненный ими, гудел, словно улей: военная сила противника превозносилась до небес. Настал 'звездный час предсказателей будущего: каждого тибетца интересовала судьба страны и его собственная. Чаще обычного люди обращались за советом к богу, наблюдали за приметами, высматривая в любом событии хорошее или плохое предзнаменование. Дальновидные граждане заранее начали отсылать ценности на юг или в отдаленные поместья. Но в целом народ верил: боги помогут ему, а чудо убережет Тибет от войны.

Национальная ассамблея трезво оценивала ситуацию. До нее наконец дошло: изоляционизм – сам по себе большая угроза для страны. Настало время установить дипломатические отношения с другими государствами и известить их о стремлении Тибета оставаться независимым. Прежде Китай величал Тибет одной из своих провинций, и никто не возражал. Газеты и радио могли говорить о Тибете что заблагорассудится, а Лхаса молчала. Следуя политике полного нейтралитета, официальные лица отказывались вступать в диалог с окружающим миром. Теперь же все поняли опасность такого положения и значение пропаганды. Каждый день радио Лхасы вещало на тибетском, китайском и английском языках, давая оценку политической ситуации с точки зрения народа Тибета. Правительство направило делегации в Бэйпин, Дели, Вашингтон и Лондон. Их членами стали религиозные лидеры и знатная молодежь, владевшая английским. Однако им не удалось уехать дальше Индии из-за нерешительности лхасских чиновников и интриг великих держав.

Молодой далай-лама понимал сложность положения, но надеялся на мирный исход дела. При наших встречах я наблюдал, какой живой интерес молодой правитель проявлял к политическим событиям. Мы всегда беседовали наедине в нашем маленьком кинотеатре, и по некоторым незначительным деталям я догадался: он всегда с нетерпением ждал моего прихода. Иногда Кундун бежал через сад мне навстречу, счастливо улыбаясь и протягивая вперед руки. Он называл меня другом, а я, испытывая к юноше самые теплые чувства, всегда старался выказать ему уважение, подобающее будущему королю Тибета. Мы с ним изучали английский, географию и арифметику. Мне надлежало также следить за его кинотекой и рассказывать о событиях в мире. По собственной инициативе далай-лама повысил мой оклад. Хотя по конституции он еще не имел права отдавать приказы, ему стоило только выразить пожелание, и оно тотчас исполнялось.

Парень постоянно поражал меня своей жаждой познаний, неутомимостью и трудолюбием. Если в качестве домашнего задания я давал ему на перевод десять предложений, он обычно переводил двадцать. Подобно большинству тибетцев, Живой Будда быстро усваивал иностранные языки. Как правило, лхасские аристократы и бизнесмены владели монгольским, китайским, непальским и хинди. Далай-ламе трудно давался только звук «Ф», которого в тибетском нет. Поскольку я сам знал английский далеко не блестяще, мы слушали английские новости по радио, уделяя особое внимание сообщениям, медленно читаемым диктором.

Как– то раз мне рассказали о нескольких английских школьных учебниках, хранившихся в одном правительственном офисе в запечатанных коробках. Министерству только намекнули, и в тот же день книги отправились в Норбулингка. В кинотеатре мы устроили небольшую библиотеку. Мой ученик очень обрадовался находке. В Лхасе такое встречалось редко. Наблюдая за его рвением и жаждой знаний, я стыдился собственного отрочества.