В Лхасе всегда ходило множество слухов и историй о святых монахинях и ламах, и мне бы очень хотелось исследовать, как они творили свои чудеса. Но не мог же я лишать людей веры, которая делала их счастливыми. При этом никто никогда не предпринимал попыток обратить в буддизм меня или Ауфшнайтера. Мы просто старались следовать местным обычаям, посещали храмы и дарили шелковые шарфы-
Главный оракул страны
Как простые люди в повседневной жизни обращаются за советом и помощью к предсказателям и ламам, так правительство перед принятием важных решений обязательно вопрошает главного оракула страны. Однажды я попросил своего друга Вандю-ла взять меня на такую официальную консультацию, и рано утром мы верхом отправились в монастырь Нэчун.[58] В то время почетную должность исполнял девятнадцатилетний монах. Он происходил из простой семьи, но уже во время испытаний при вступлении в монастырь привлек к себе внимание благодаря своим способностям медиума. Хотя у него пока не было такого богатого опыта, как у его предшественника, который, кроме всего прочего, участвовал в поисках нового Далай-ламы, от него ждали великих свершений. Я много ломал голову над тем, как ему удается быстро впадать в длительный транс в присутствии множества людей – использует ли он просто свои неслыханные способности к концентрации или помогает себе наркотическими или иными средствами?
Чтобы стать оракулом, монах должен быть способен отделять свою душу от тела, чтобы божество, обитающее в храме, могло вселиться в него и вещать его устами. В этот момент медиум становится воплощением божества. Так считают все тибетцы, и Вандю-ла тоже твердо в это верил.
О таких вещах мы с ним беседовали, пока ехали в Нэчун, который расположен в восьми километрах от города. Еще не войдя в храм, мы услышали глухую тревожную музыку. Внутри нас ждало жуткое зрелище. Со всех стен смотрели страшные, ухмыляющиеся рожи и черепа, дышать было тяжело от густого запаха благовоний. Мы вошли как раз в тот момент, когда молодого монаха выводили из его личных покоев в полутемный храм. На груди у него висело круглое металлическое зеркало, слуги надели на него разноцветные шелковые одежды и провели к трону. Потом все отошли на несколько шагов. Кроме глухой, давящей музыки, не слышно ни звука. Медиум начинает погружаться в транс. Я внимательно, не отрывая глаз, наблюдал за этим процессом, стараясь не упустить ни малейшего движения мускулов его лица. Но оно было совершенно бесстрастно, как застывшая маска. И вдруг – будто от удара тока, все тело его напряглось. По залу прокатился вздох: божество вошло в человеческое тело! Медиума охватывает дрожь, бьет его все сильнее, на лбу выступают капли пота. Тут к нему подходят слуги и надевают на него огромный фантастический головной убор. Он настолько тяжел, что поднимают его два человека, и тощее тело монаха оседает под тяжестью этой тиары, еще глубже погружаясь в подушки трона. Неудивительно, что медиумы долго не живут, проносится у меня мысль. Невероятное душевное и физическое напряжение во время сеансов связи с божеством подрывает их силы.