Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

Я хочу подчеркнуть: британцы обращались с нами в соответствии с предписаниями Женевской конвенции. Нельзя сказать, что сидеть в лагере за колючей проволокой было совершенно невыносимо. В таком времяпрепровождении была даже некоторая приятность. У нас были книги, мы могли заниматься спортом, получив разрешение, прогуливаться по ближайшим окрестностям, еды всегда было вдоволь – так что особых причин бежать оттуда не было. Поэтому мое страстное желание выбраться из-за колючей проволоки имело другую подоплеку: мне хотелось бежать, чтобы чего-нибудь достигнуть. Возможно, меня подталкивала извечная человеческая жажда свободы, но, кроме нее, совершенно точно – любовь к горам и тайная, казавшаяся несбыточной мечта попасть в «запретную страну», лежащую за такими близкими гималайскими вершинами.

Книга «Семь лет в Тибете» заканчивается событиями весны 1951 года, когда я, находясь на юге страны, простился с Тибетом, ставшим за эти годы мне второй родиной, и моим юным другом Далай-ламой XIV. На этот раз руководствовался я не желанием уехать или бежать. Наоборот. Перед тем как пересечь границу с Индией, я сделал последний снимок Его Святейшества в свободном Тибете. Эта фотография в цвете появилась на обложке журнала «Лайф» 7 мая 1951 года. Тогда мир узнал о вторжении китайцев в Тибет. В 1952 году, в то время как я возвращался в Австрию, Далай-лама решил вместе со своими министрами остаться в стране, надеясь, что китайцы будут придерживаться условий договора из 17 пунктов, составленного ими самими и силой навязанного тибетцам.

О следующих годах я уже рассказал в двух словах. Жизнь под властью завоевателей становилась все хуже и хуже. Во время народного восстания в Лхасе в марте 1959 года Далай-ламе удалось покинуть столицу и спустя несколько полных лишений недель добраться до Индии. Пандит Неру, премьер-министр этой страны, принял высокопоставленного беженца. Мне тоже представилась возможность встретиться с ним в Тецпуре (штат Ассам), ровно через пятнадцать лет после того, как я бежал из лагеря в Дехрадуне. Индия радушно приняла беженцев, их разместили в соответствии со статусом, и в Дхарамсале было организовано неофициальное тибетское правительство в изгнании.

Следующие годы были тоже нелегки. В 1962 году[94] Далай-лама потерял свою горячо любимую мать, а вскоре после этого умер и его старший брат Лобсан Самтэн, в возрасте всего пятидесяти лет.[95] Он был большой опорой в жизни Далай-ламы на чужбине.

Его Святейшество Далай-лама XIV и Генрих Харрер во время встречи в Лихтенштейне осенью 1992 года

«Моему другу Генриху Харреру.

От всего сердца я желаю тебе успешного открытия тибетской выставки. По этому случаю я направляю к тебе своего личного представителя в Европе Туптэна Пхала, свою сестру Чжецюн Пема и брата Лобсана Самтэна. Ты прожил семь лет в Тибете и за это время стал одним из нас. Поэтому ты прекрасно знаешь нашу страну и, как никто другой, сможешь познакомить австрийцев с тибетским искусством и культурой.

К своим молитвам я присовокупляю пожелание, чтобы выставка прошла с полным успехом.

Далай-лама

год дерева-змеи

11-й месяц, 20-й день

(17.11.1966)».

Сейчас Далай-ламой восторгаются, его почитают во всем мире. К ярости китайцев, движение за свободу и независимость Тибета только растет и ширится. Огромная заслуга Далай-ламы, его харизмы состоит в том, что в мире все больше людей знакомятся с двухтысячелетней культурой Тибета и считают разрушение созданных ею ценностей большой потерей для человечества. Без сомнения, присуждение Его Святейшеству Нобелевской премии мира в 1989 году стало одним из важнейших событий в его жизни.

Естественно, я чувствую большую гордость, когда чествуют Далай-ламу, потому что эта великая личность – мой друг. Я чувствую гордость и за тибетцев, добившихся в изгнании успеха и любви окружающих. Я все еще благодарен им за радушный прием в Лхасе. И конечно, я поддерживаю стремление тибетцев добиться свободы своей страны.

По забавному совпадению день рождения и у меня, и у Его Святейшества 6 июля. Открытие Музея Генриха Харрера 25 июля 1992 года, в освящении которого участвовал Далай-лама, стало, конечно, значительным событием в жизни моего родного Хюттенберга в австрийской Каринтии.

* * *