Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

На следующий день мы отправились в Тулин, чтобы поговорить с упомянутым чиновником-монахом. В этом городке мы снова встретились с Ауфшнайтером и Трайпелем, которые несколько отклонились от нашего маршрута. Вместе мы стали искать настоятеля монастыря – этого самого чиновника. Но и он остался глух к нашей просьбе позволить нам продолжать движение на восток и соглашался продать нам съестных припасов только в том случае, если мы двинемся в Шанце, который находится на пути в Индию. Нам не оставалось ничего другого, как принять это предложение, потому что еды у нас не осталось вовсе.

Кроме этого монаха, в Тулине был еще один светский чиновник, но с ним нам повезло еще меньше. Он яростно отверг все наши попытки завязать разговор и к тому же постарался настроить местное население против нас. Нам пришлось заплатить большие деньги за кусок прогорклого масла и тухлого мяса. Небольшая вязанка дров стоила нам целую рупию. Единственное приятное воспоминание, которое осталось у нас от Тулина, – чудесный вид на монастырь, позолоченные островерхие крыши которого так и сияли в солнечных лучах на высоком берегу над водами Сатледжа. Этот второй по величине монастырь в Западном Тибете казался почти заброшенным, потому что из двух сотен монахов, которых он мог принять, жило в нем только около двадцати.

Так как в конце концов мы пообещали, что отправимся в Шанце, нам выдали четырех ослов для перевозки багажа. Сначала мы удивлялись, что нас отпускают без охраны, в сопровождении одного только погонщика. Но скоро поняли, что в Тибете распространен самый простой в мире способ контроля за перемещениями иноземцев по стране: продажа съестных припасов чужакам разрешена только при наличии у них письменного разрешения от властей.

Езда на ослах оказалась не особенно приятна: только на то, чтобы перейти вброд Сатледж, нам потребовался целый час – животные были очень упрямы. Их приходилось постоянно погонять, и даже при этом нам едва удалось добраться до следующей деревни до наступления темноты. Это местечко называлось Пхюйван, в нем жило всего несколько человек. Но стоило взглянуть вверх, на склоны гор, тут, как и в Цапаране, можно было рассмотреть сотни пещер.

В этой деревне мы провели ночь. До Шанце оставался еще целый день пути, и он нам подарил чудесный вид на Гималаи в качестве небольшой компенсации за пустынную местность, по которой мы гнали своих ослов. Во время этого перехода мы впервые увидели кьянов,[6] диких ослов, обитающих в Центральной Азии, красота движений которых покоряет путешественников. Размером эти животные с мула, они очень любопытны и часто близко подходят к людям, а потом вдруг пугаются и грациозно уносятся вдаль. Питаются они в основном ковылем, люди их не беспокоят. Единственные их враги – волки. С тех пор как я впервые увидел кьянов, этих диких, прекрасных животных, они для меня стали символом свободы.

Шанце оказался деревенькой в шесть домов, построенных из глиняных кирпичей и дерна. Приняли нас здесь не более гостеприимно, чем прежде. Мы снова встретили тут нашего знакомца, неприветливого чиновника из Цапарана, который прибыл сюда на летние месяцы. Он ни за что не хотел позволять нам двигаться дальше по Тибету и поставил нас перед выбором: возвращаться в Индию либо через Цапаран, либо по западному пути через перевал Шипки. Только на этих условиях он соглашался продать нам провиант.

Мы, конечно же, выбрали путь через Шипки, потому что, во-первых, этой дорогой еще не ходили, а во-вторых, по-прежнему тайно надеялись найти какой-нибудь выход из положения. Теперь мы могли купить масла, мяса и муки сколько хотели. Но все же настроение у нас было подавленное, потому что перспектива в итоге снова оказаться за колючей проволокой нас вовсе не привлекала. Трайпель, совершенно разочарованный в этой стране, был готов уже покориться и больше не предпринимать попыток остаться здесь. Во всяком случае, в тот день нам хоть удалось досыта поесть. Я сделал записи о последних днях в своем дневнике и занялся лечением тендовагинита, воспаления оболочек сухожилий, которое заработал в ходе своих ночных марш-бросков. Я был намерен во что бы то ни стало избежать возвращения в индийский лагерь. Ауфшнайтер мыслил в схожем ключе.

На следующее утро губернатор округа показал нам свое настоящее лицо. Накануне мы готовили мясо в медном котелке, и Ауфшнайтер, видимо, отравился, поскольку чувствовал себя совсем скверно. Когда я попросил чиновника принять это во внимание и разрешить нам еще некоторое время провести здесь, он повел себя еще более недружелюбно, чем раньше. У нас разгорелся жаркий спор, в результате которого он все-таки соблаговолил выдать нам, помимо двух вьючных яков, дополнительно верховую лошадь для Ауфшнайтера.

Тогда я впервые в жизни столкнулся с яком. Эта покрытая густой, длинной шерстью корова – самое распространенное вьючное животное в Тибете.[7] Оно может жить только на такой высоте, и приручение его требует большой сноровки. Самки яка заметно меньше самцов и дают очень вкусное молоко.